- Остановитесь, нечестивцы! Сие Божий храм!

Глеб на скаку выхватил угорскую калёную саблю, лихо, как на игрищах, размахнулся - поп покатился по земле с окровавленной головой. Истошно заголосив, к нему бросилась попадья.

- Будь ты проклят, ирод! - закричала она, грозя кулаком боярину. - Будь проклят род твой! И родители твои, и деды, и прадеды! И дети и внуки до седьмого колена!..

- Уймите! - отмахнулся Глеб.

Двое челядинцев наехали на попадью, ударили по разу мечами.

Сам Глеб был уже на паперти, где дружинники сбивали с дверей церкви замок. Топорами вышибли засовы, ворвались внутрь, торопливо сдирая со стен иконы и вынимая их из окладов, хватали потиры, подсвечники, кадила, другую утварь. Бывший владелец усадьбы был богат - нашлось два золотых оклада с жемчугами и несколько серебряных сосудов. Хватали даже иконы, пихая в торока[50].

- Боярин! Здесь девка!

Глеб обернулся. На пороге двое челядинцев удерживали отчаянно вырывающуюся девушку лет шестнадцати.

Кричать она не могла - жёсткая ладонь зажимала ей рот. Одета она была чисто и богато.

- Поповна, должно! - со знанием дела сказали воины. Глеб быстро подошёл, взглянул в вытаращенные от ужаса и отвращения голубые глаза, накрутил на руку светлую косу.

- Ко мне, в обоз! - приказал он, проходя мимо. - Да стеречь, чтоб не сбёгла!.. А тут всё - жечь!

Вскочил в седло и первым поскакал к обозу. Челядинцы один за другим потянулись следом. За их спинами от стен деревянной церковки уже поднимался дымок.

На другой день галицкие полки подступили к Перемилю и через несколько дней взяли город приступом, предав его разграблению. Четыре дня продолжался разбой. В сторону Галича потянулись обозы, груженные добром, вслед за ними толпой брели смерды и ремесленники, захваченные на улицах города. Галицкое войско рвалось дальше, в сердце богатых волынских земель. А на востоке чёрные клобуки и молодые князья Владимировичи, Рюриковы подручники, жгли Каменец.

На Руси разрасталась усобица. Всё новые и новые князья оказывались втянуты в войну. Войска киевского князя пустошили Волынь, галичане помогали им, а волыняне в ответ разоряли киевские и туровские земли. Смоленск сцепился с Черниговом, а с севера к ним двигался Всеволод Большое Гнездо.

Весть о войне заставила Романа заторопиться. Созвав думцев, он объявил им о начале похода и наказал к сроку выставить свои дружины. В оставшиеся несколько дней он спешил уладить свои дела.

* * *

Анна не ждала Романа в тот день. Слишком много накопилось домашних дел. На полях только закончили сев озими, бабы убирали огороды, начиналась молотьба, а там придут льняницы, за ними уборка капусты и прочие заботы. Надо было за всем доглядеть, обо всём подумать. Тётка Забава племяннице была не в помощь - последнее время она была недужна, и Анна управлялась со всем одна. Хорошо ещё, новый огнищанин и староста попались толковые, боярышню не обманывали. Хорошей советчицей была Опраска, поспевавшая всюду куда проворнее бывшей Остамировой ключницы. Анна доверяла девушке следить за домом. Ради Опраски приветила её названого брата, Андрея.

Бывший Остамиров дружинник служил на конюшне. Высоко он пробовал взлететь, да падать пришлось больно. Не отдал его князь Роман боярину Остамиру на расправу, отнял у боярина права на Андрея вместе vco всеми вотчинами и угодьями. Распалась боярская дружина -одни подались к другим князьям, другие остались на подворье. Андрей снова стал чистить коней.

Он знал, что к ним в усадьбу зачастил князь, - несколько раз подбегал придержать стремя, седлал и кормил его серого в яблоках коня. Но не ждал он, что в тот день десяток всадников ворвётся к ним на подворье.

Опраска, вертевшаяся возле бретьяниц, всплеснула руками, узнав князя, и с криком бросилась к службам:

- Матушка-боярышня! Боярышня, гости!

Анна слышала конский топот и уже спешила навстречу. Выскочила к Роману просто одетая, в переднике поверх летника и туго увязанном платке. Лицо её занялось румянцем.

- Романушко! - ахнула она.

На глазах у всех Роман подхватил её в объятия, стиснул, тяжело дыша запахом её волос. Чувствуя, что что-то случилось, Анна замерла в его руках, склонила голову на плечо.

- Романушка, - прошептала она.

- Анна, - он оторвался, взглянул в серые, тревожно и счастливо распахнутые глаза. Хотелось сказать очень много, но он отвык от нежностей, жизнь приучила к другому. Как князь, воин и мужчина, он воспитывался на том, что мужу негоже выказывать к жене излишней привязанности, что лишь детям и бабам прилично проливать слёзы. Но горькая поздняя любовь, о которой он не думал, на которую не надеялся и которой всетаки дождался в сорок с лишком лет, сладко щемила грудь. Глядя в глаза Анне, он бережно провёл рукой по её платку, стаскивая его и обнажая туго заплетённую косу. - Аннушка… лада…

- Что-то случилось? - молвила она.

Нежен и чуток был с нею Роман, жарко обнимал во тьме летних коротких ночей, зачастую зорьку встречали они, не сомкнув глаз, задыхаясь, шептали друг другу что-то ласковое, но днём был князь сдержан. И лишь сейчас не сдержался:

- Война, Аннушка.

- Ой, - покачнулась она, вцепившись обеими руками в его плечи. - Ой! Что же это…

- Погодь голосить, - Роман обхватил её за плечи. - За тобой я. Дружины в поход готовы, через два дня ухожу. А покамест хочу, чтобы ты уехала во Владимир. Безопаснее тамо, за стенами.

- Да неужто так худо? - Анна попробовала заглянуть ему в глаза, но Роман отстранился.

- Собирайся! Я провожу.

Он последний раз обнял её, коснувшись губами виска, и отпустил - приказывай. Анна несколько секунд стояла молча, опустив руки, а потом сжала кулаки и обернулась.

- Опраска! - резко прозвенел её голос. - Явдоха! Галка!.. Андрей, - стрельнула взглядом в молодого конюха, - тиуна сюды, живо!

Андрей сорвался с места, кинулся разыскивать тиуна Макара. Ключница Явдоха уже гоняла холопок. Роман оставался на дворе, а когда обоз был собран, вскочил на подведённого коня и занял своё место рядом с возком, в котором ехала Анна с тёткой Забавой. Старая боярыня настороженно поглядывала на князя. Одно дело - княжья милость, да вряд ли быть её племяннице княгиней, наиграется и бросит. А дальше?

Анна не думала о будущем. Подавшись вперёд, она не сводила тревожно-влюблённых глаз со своего князя. Роман гарцевал вровень с возком, твёрдой рукой сдерживая горячащегося коня, и то и дело поглядывал на девушку. Они расставались надолго, и перед отъездом он хотел убедиться, что его любимая в безопасности.

Опраска ехала в том же возке, что и боярышня с тёткой, устроившись в ногах и обеими руками прижимая к груди ларчик, доверенный ей Анной. Она тоже то и дело оборачивалась - позади, сбоку обоза, скакал Андрей. Но он ни разу не посмотрел на Опраску. Взгляд его неотступно следил за князем Романом.