Ошарашенный воротник выскочил под начинающийся дождь, рухнул коленями в мокрую пыль. Из распахнутых дверей конюшни показались удивлённые лица отроков. Спешившая укрыться от дождя холопка, выскочившая из-за угла, всплеснула руками и со всех ног бросилась в терем.

Роман прыжком спешился.

- Эй! Есть кто дома? - крикнул он зычным голосом. Дождь стремительно усиливался, и корзно и волосы его успели намокнуть, пока он одолел несколько шагов до крыльца.

Навстречу ему выскочила Анна - одетая просто, в тёмном платье, с ленточкой в косе. Ахнула, всплеснув руками.

- Приехал!

Роман остановился перед нею. Дождь дробно стучал по тесовому навесу крыльца, потоки воды уже лились на землю. Спутники князя поднимались по ступеням.

- Ждала? - спросил Роман.

- Ой, - только и выдохнула Анна, прижимая руки к груди, и этого коротенького слова оказалось достаточно. Не обращая внимания на своих отроков, на здешних холопов, Роман обхватил её за плечи и прижал к груди.

Стук двери заставил их отпрянуть друг от друга. Вышла боярыня Забава Захарьевна. Тётка совсем походила на монашку - только клобука не хватало да большого креста на шее.

- Ой, ты, благодетель наш, княже Романе, - поясно поклонилась она, - да как же благодарить нам тебя, сиротам? Не оставляешь ты нас своими благими деяниями. Век за тебя буду Господа молить!

- То князева первая забота - защищать сирот да вдов, заступаться за обиженных, - сухо ответил Роман. Не понравилось ему, что помешала боярыня нежданным приходом. Анна же держалась спокойно, и, искоса взглянув в лицо девушке, Роман поразился - столько достоинства было в её лице, что иной княгине впору.

- Проводи в горницы, хозяйка, - сказал он и первым прошёл внутрь.

В горнице на сей раз было пусто и скромно - хозяйки не ждали гостей. Не смущаясь, Роман сел к столу. Одарив его коротким взглядом через плечо, Анна вышла, но вскоре вернулась, поставила перед князем чашу с мёдом.

- Сделай милость - отобедай с нами, княже, - просто сказала она.

Роман глотнул мёда, бросил взгляд в окно. Снаружи потемнело - ливень разошёлся не на шутку.

- Не токмо обедать - и вечерять у вас же буду, - молвил он. - Покуда непогода не уляжется. Не потесним, хозяева?

Забава Захарьевна торопливо залопотала, что это для неё великая честь, а Анна ничего не сказала, только опустила глаза. В уголках её губ мелькнула смущённая улыбка.

* * *

Расторопная холопка Опраска взбила князю постель, повертелась вокруг, улыбаясь. Была она хороша собой и ладно скроена, на дворе заглядывались на неё парни, даже княжьи дружинники нет-нет да и подмигивали ей, но велика честь удостоиться княжьего ласкового взгляда. Но Роман не обратил на неё никакого внимания. Меченоша стянул с него сапоги, помог разоблачиться и удалился.

Оставшись один, Роман некоторое время сидел на постели, слушал затихающий шум дождя. Где-то в темноте ещё шуршали капли, с крыши звонко срывалась капель. От отволоченного оконца тянуло свежестью и сыростью. Князь вспомнил, как ворвался он на крыльцо, как приникла к нему девушка…

Осторожно ступая босыми ногами, Роман выбрался из ложницы. Отрока у порога не было - небось, увязался за Опраской. В иное время крепко наказал бы его князь, но сейчас ему было не до того. Чувствуя себя мальчишкой, он крадучись пробрался в переднюю горницу, открыл дверь в сени - и едва не столкнулся с лёгкой тенью.

Анна задохнулась, отпрянув. В полутьме горели её глаза. Распущенная коса лежала на спине.

- Дождь, - виновато вымолвила она. - Душно. Не спится.

Не дав ей договорить, Роман рывком привлёк её к себе. Голова девушки запрокинулась, губы потянулись навстречу губам, прохладные руки обвились вокруг шеи.

Вскинув её на руки и бегом возвращаясь к себе с нежданной и желанной добычей, Роман ещё раз порадовался, что расторопная девка Опраска сумела увести с порога его отрока.

Потом она извивалась в его руках, прижималась разгорячённым телом, то замирала под поцелуями, то стонала от ласки и, уже обессилев, вжимала лицо ему в грудь, целуя солоноватую от пота смуглую кожу на груди и плечах Романа. А тот дышал запахом её волос и меньше всего на свете думал в это время о жене и войне.

Обоз растянулся на целую версту. Скрипели колеса, покачивались тяжело груженные возы, мычал скот, слышался глухой людской гомон.

Подавшись вперёд, Заслав сердито озирался по сторонам. Его дружина рассеялась - половина охраняла обоз, вторая половина рыскала вокруг. Полсотни ближних воев держались позади, не смея тревожить воеводу.

С утра прошёл дождь, на дороге возы разбрызгивали колёсами лужи. Бредшие пешими люди месили грязь. Мужчины, женщины, дети. Самых маленьких несли на руках.

Заслав был зол с утра. Эта злость началась не сегодня и не вчера. Она нарастала исподволь, и он не мог понять её причину. Всё сплелось в его душе - и эта война, на которую его отправил князь, и то, что приходилось грабить и уводить в полон своих же русских людей, и то, что он был в разлуке с Анной. Если бы знать наверняка, что часть этих смердов потом будут поселены в её землях, что несколько возов добра и небольшой табун коней достанутся ей и станут его свадебным подарком, - ему было бы много легче.

Войско возвращалось из-под Деревича. До этого нападению подверглись Колодяжин, Губин и Гройница. Пощадили Изяславль - через него шла дорога на Владимир-Волынский, по которой Заслав наладился отправить князю обоз с добром, - и города ниже по течению Случи. Война шла настоящая - Заславовы полки рыскали по земле, деревни и сёла зорили, грабя, и случалось, убивая кого из местных, небольшие городцы брали на щит. Возле Межибожья спалили несколько застав. Побеспокоили и сам город, но долго стоять под его стенами не стали - пожгли посады, накоротке схлестнулись с местной дружиной, похватали, что плохо лежит, и ушли прочь.

Стены Полонного были уже видны. Передняя сотня подскакала к воротам. Их створки заскрипели, отворяясь.

Заслав не любил этот город. Издавна был отписан он киевскими князьями для Киевской епархии. Не иначе как с подачи митрополита Никифора Рюрик передал город зятю - лишь бы утишить его буйный нрав. Заслав ещё помнил, как косились на его дружину на владычном подворье, когда он привёл сюда людей. Счастье, что привёз с собой священника - только он и соглашался служить для воев заутрени и вечерни. Воевода Полонного, сотский Степан по прозвищу Сурок, мужик тихой и богобоязненный, так и вовсе скис, когда Заслав поселился у него. И сущим наказанием было для него решение Заслава, что его дружина тоже должна ходить в походы, в то время как для защиты города остались три лучшие волынские сотни.

Сейчас Степан на чалой кобыле ехал подле Заслава и озирал обоз - возы с добром, смердов, бредущих за подводами, скот. Собранных в табуны коней гнали отдельно.