Ситуация с кукурузой – предмет для рассуждения не только о хлебе, но и о поиске продуктов, способных обеспечить население питанием. Этот вопрос в советской истории вставал достаточно часто. В годы Гражданской войны и карточной системы в городах большевистской России власть прибегала к разного рода эрзац-продуктам. Популярными были заменители пшеничной и ржаной муки: отруби, греча, просо и даже перемолотая сушеная рыба. В петроградском хлебе они составляли более 40%860. Вновь идея поиска некой панацеи от голода возникла на рубеже 1920–1930‐х годов. В связи с нехваткой продуктов питания на государственном уровне в годы первой пятилетки получили поддержку идеи вегетарианства: недостаток жиров рекомендовалось возместить употреблением «кедровых орехов, сои, арбузных семечек, тыквы», а белков – горохом, бобами, чечевицей, шпинатом, щавелем. Появлялись советы вводить в общественную и домашнюю кухню новые культуры: физалис и корни одуванчика861. Но фаворитом советского безубойного питания стала соя. Весной 1930 года начал работу научно-исследовательский институт при Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина. Его сотрудники, по информации «Правды», уже летом 1930 года разработали рецепты 100 блюд из сои862. Осенью 1930‐го в заведениях общепита Москвы и Харькова прошла целая серия показательных обедов, на которых повара продемонстрировали около 130 соевых блюд: суп, борщ, котлеты, голубцы, пудинги, кофе, сыры, творог, кондитерские изделия. Соя должна была стать неким гарантом вкуса и всеобщей сытости. Прямых свидетельств отношения горожан к соевым деликатесам обнаружить пока не удалось. Очевидно, реклама сои не могла сравниться по своему объему с массовой пропагандой кукурузы. Более того, острословы эпохи первых пятилеток публично подтрунивали над правительственной панацеей в эпоху нехватки белков и жиров. У Ильи Ильфа и Евгения Петрова в фельетоне «Когда уходят капитаны» (1932) в качестве образца литературной халтуры фигурировало «драматическое действо в пяти актах» под названием «Соя спасла», представленное как «собственность Института сои»863. При Хрущеве кукурузу осмеивали лишь в приватном пространстве – в анекдотах.

В целом «соевую кампанию» население страны восприняло равнодушно. А соевые продукты, в частности шрот – остатки соевых бобов после выжимки масла, – не востребованные в мирной довоенной жизни, спасли жизнь в дни блокады многим ленинградцам. Об этом мне рассказывал мой коллега, известный историк Геннадий Соболев. Он всю блокаду ребенком пробыл в Ленинграде и сам ел соевый шрот. Но потом очень долгое время не мог смотреть на творог, который внешне напоминал ему продукт из блокадного рациона. Кроме того, сою пропагандировали в условиях карточной системы, а кукурузу – на пороге «перехода» от социализма к коммунизму, обществу всеобщей сытости. Одновременно навязчиво рекламировались пищевые достоинства кукурузы. Злак, в целом хорошо известный в южных регионах СССР, был принят всей страной как сырье для производства воздушных хлопьев. На страницах прессы то и дело мелькала реклама этого продукта: «Ароматные воздушные хлопья по вкусу напоминают вафли. Они хороши с молоком, сметаной, сливками, простоквашей, кофе, чаем, киселем, заменяют гренки к бульонам и супам»864. Даже осенью 1963 года, за год до снятия Хрущева, в Ленинграде открыли кафе, где, как сообщалось в рекламе, можно было «попробовать блюда из кукурузы, отведать „кукурузных“ конфет, шоколада и даже вина из кукурузы»865. Неудивительно, что массированная пропаганда «царицы полей» вызывала у населения раздражение и отторжение продуктов, с ней связанных. Любопытно, что в 2016 году на моей публичной лекции в Нижнем Новгороде на тему «От „вкуса к необходимости“ к „извращенному вкусу“» этот тезис получил неожиданные комментарии. Слушательница, врач-диетолог, сказала, что большевики уже в 1930‐х внедрили в сознание населения идею: свинину и говядину можно заменить крольчатиной и супердиетической соей, в 1960‐е годы можно было прекрасно питаться кукурузой во всех видах. Отказать в здравости суждений моей слушательнице было невозможно. Но я все же заметила, что выбор питания должен быть добровольным, а все виды продуктов – одинаково доступными.

Значительно лучше получилось удовлетворить потребности населения в мясе за счет массового производства курятины. В период «военного коммунизма» вместо говядины и свинины предлагалось употреблять в пищу лягушек, улиток, ворон, тушканчиков, специальным образом обработанную волчатину866. В начале 1930‐х нехватку белка власти попытались восполнить кроличьим мясом. Судя по литературным произведениям рубежа 1920–1930‐х, частники довольно активно разводили кроликов. На этом попытался сколотить капитал отец Федор из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова (1928). Вскоре государство решило взять кролиководство под свое начало. В апреле 1930 года журнал «Огонек» недвусмысленно провозглашал: «Почти весь кролик может быть утилизирован. Но главным направлением для нас должно быть мясо-шкурковое»867. На государственном уровне издавались брошюры о секретах приготовления кроличьего мяса868. А летом 1934 года СНК РСФСР принял специальное постановление «О развитии кролиководства». Трудно сказать, решили ли кролики проблему питания в СССР в 1930‐х годах, но и существенного отторжения идеи их разведения не наблюдалось.

В конце эпохи хрущевских реформ в стране возникли проблемы с мясом, во многом порожденные поспешной реализацией задачи, поставленной Хрущевым в мае 1957 года, – «догнать США по производству мяса, молока и масла». «Сила социалистического строя, патриотизм советских людей, социалистическое соревнование, – заявлял первый секретарь ЦК КПСС, – позволяют нам решить эту задачу в ближайшие годы»869. Как и в случае с кукурузой, хрущевская инициатива была подкреплена наглядной агитацией. На страницах советской прессы в разделах «Изошутки» охотно публиковали в 1957–1959 годах рисунок художника Константина Ротова. Он изобразил американского фермера и советскую колхозницу, несущихся наперегонки в двуколках, запряженных коровами. Под рисунком была подпись: «Держись, корова из штата Айова».

Соревнование с США не слишком помогло советской мясной промышленности нарастить обороты. Более того, административные инициативы вылились в трагедию. После разоблачения рязанской аферы – попытки обманным путем выполнить указания Хрущева – покончил жизнь самоубийством Герой Социалистического Труда, первый секретарь Рязанского обкома КПСС Алексей Ларионов870.