согласился делегировать большинство полномочий сотрудникам, к примеру – Дево, но через несколько месяцев на Рю де ла Пэ произойдет нечто, что не даст сохранять спокойствие.Что там должно быть? Жемчуг?

В августе 1936 года из магазина Cartier Paris было украдено ценное бриллиантовое колье. Вызвали полицию, но ничего не нашли. Похоже, вор был внутри компании. Ожерелье показывал клиентке, мадам Корриган, в шоуруме старший продавец. Когда мадам ушла, ожерелье, все еще лежавшее в футляре, было возвращено в сейф двумя ассистентами. В следующий вторник Жюль Гленцер, приехавший на несколько недель из Нью-Йорка, завершил проверку всех предметов, находившихся в сейфе. Открыв красную коробочку, в которой должно было лежать бриллиантовое ожерелье, он обнаружил, что она пуста.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Грабежи были очень редки, особенно на рабочих местах. Я думаю, что люди гордились тем, что работают в Cartier. Я никогда не сомневался в преданности тех, кто работал на меня.

После того как ассистенты были допрошены и признаны невиновными, подозрения пали на Жюля Гленцера, которого попросили дать показания. Как только он был признан невиновным, полиция заподозрила человека, который был в комнате, когда Гленцер принес вещи из сейфа: Рене Ревийона. В течение многих лет Луи возлагал на своего зятя больше ответственности, чем того позволяли его возраст и опыт – потому, что он был членом семьи. Жак считал это ошибкой, беспокоился, что это вызывало чувство ревности и негодования среди других сотрудников. Но Луи было не переубедить. Его сын Клод был еще слишком молод, чтобы присоединиться к фирме, а он мечтал, чтобы Cartier оставался семейным бизнесом. Однако в последнее время отношения между Луи и Рене начали портиться.

Когда до Луи дошли слухи о том, что Рене встречается с другими женщинами, он был взбешен. Его дочь Анна-Мария, чувствительная и хрупкая, тежело переживала эту ситуацию. Тетя даже советовала ей, чтобы она не показывала на людях, что расстроена, но Анна-Мария была известна непосредственностью и неумением держать эмоции под контролем. «Конечно, она неуравновешенна», – признавались друг другу ее родственники, но единственный способ изменить ее, по их мнению, были «любовь и привязанность».

Дело об ограблении держалось в секрете, проинформированы были только полиция и горстка сотрудников. Оказалось, что Рене не только был рядом с Гленцером, когда тот открыл пустую коробку, но и задал неожиданный вопрос: «Что там должно быть? Жемчуг?» Как старший член команды, он должен был знать, что в шкатулке лежит бриллиантовое ожерелье. Кроме того, был момент, когда Гленцер повернулся к нему спиной, и это вызвало предположение, что Рене мог вынуть ожерелье из футляра и спрятать в карман. Но веских доказательств не было.

Три недели тщательного полицейского расследования не дали никаких улик. Луи Картье и Дево попробовали запугать Рене, чтобы тот признался. Дево сказал Рене, и только Рене, что полиция решила, если ожерелье не будет возвращено в течение двух дней, дело будет передано в суд. Каким-то чудом ожерелье оказалось под ковриком в коридоре. Теперь, убедившись, что это дело рук Рене, Дево решил еще раз испытать Рене: он сказал ему, что ожерелье было найдено и что, к счастью, полиция смогла снять с него отпечатки пальцев (это было неправдой). Реакция Рене, как позже сказал Дево Жаку, отличалась от той, которую можно ожидать от невиновного человека, обрадованного находкой: она была очень нервной.

И все же твердых доказательств не было. Рене продолжал настаивать на своей невиновности. Высшее руководство, включая Луи, было убеждено в обратном. Только Гленцер, человек из руководства, присутствовавший при ограблении, поддерживал его. Рене пригрозил обнародовать свое увольнение, и, как позже писал Пьеру Жак, у него были высокопоставленные друзья, поэтому они не хотели рисковать. И все же те немногие члены руководства, которые знали об ограблении и подозревали Рене, угрожали объявить забастовку, если он будет приходить в офис. Жак предложил Рене взять длительный отпуск и подождать, пока ситуация успокоится.

В случае Луи надежды на спокойствие не было. Разъяренный, он отправился к дочери и потребовал, чтобы она быстро и тихо развелась с Рене. «Он был таким свирепым, – вспоминала потом Анна-Мария, – что меня вряд ли это могло убедить. Его жестокость так мучительна для меня». Несмотря на гнев Луи и прошлые шалости мужа, Анна-Мария стояла за Рене, убежденная в его невиновности. В конце концов Жак выступил посредником, заявив, что они должны найти доказательства до вынесения обвинения. «Даже если бы он был способен на такой идиотский поступок, его нельзя было заставить потерять и работу, и жену из-за предположений».

Жак посетил парижский офис и выслушал все показания против Рене. Были подозрения по поводу двух предыдущих ограблений, в том числе – сапфира, украденного три года назад. Копнув глубже, Жак обнаружил, что те ограбления расследовал один из директоров фирмы, Коллен. Он попросил дать ему право поговорить с Колленом, но Луи отказался, сказав, что ситуацию нужно держать в секрете. Здесь, как ни странно, Жак действовал за спиной Луи. Убежденный, что его старший брат ведет себя неразумно, он написал Пьеру, предлагая ему поговорить с Колленом о предыдущих кражах, не упоминая нынешней. Пьер немедленно ответил: «Одобряю твою идею расспросить Коллена».

Пьер и Жак часто приходили в отчаяние из-за вспыльчивости Луи, но редко шли против его воли. Однако сейчас они сделали это – на благо семьи и фирмы. Не хотели, чтобы об этом писали в прессе («мы должны заботиться о репутации нашего Дома»), и не видели другого выхода, кроме как взять расследование в свои руки, учитывая «инфантильное поведение» старшего брата. Разговор с Колленом не дал новых доказательств, но постепенно все больше и больше людей в Cartier узнавали о скандале. Все было чрезвычайно противоречиво. Те, кто подозревал Рене, были вне себя от ярости, другие возмущались беспочвенными обвинениями. «В Доме больше нет семейной атмосферы», – жаловалась Анна-Мария.

Со своей стороны, Рене продолжал настаивать на своей невиновности, рассказывая об «ужасном кошмаре», в котором он оказался, и обвиняя в этом «ревность, зависть и злобу тех, кто находился в офисе» и хотел видеть, как исчезнет «прилежный трудолюбивый» молодой человек. Жак подумывал пригласить Рене в Лондон, но это было слишком близко к Парижу, и слухи могли последовать за ним. Полагая, что Рене либо невиновен, либо глуп, Жак предложил Пьеру взять его с собой в Нью-Йорк – по крайней мере, на испытательный срок.

Зная Рене много лет, Пьер согласился, как и Луи полагая, что его зять может остаться членом Совета директоров до следующего весеннего заседания Совета. Незадолго до Рождества 1936 года Рене отплыл из Гавра на пароходе «Нормандия», направлявшемся в Нью-Йорк. Пятнадцать лет назад он проделал то же самое путешествие со своей невестой – с оптимизмом глядя в будущее.