вы? А потом, когда, подумав, вы согласитесь стать коннетаблем и примете присягу, отступать уже будет поздно – останется только выполнять приказы!

Карл с нежностью посмотрел на юношу.

– Как я рад, что именно ты станешь моим зятем, Рене. Конечно, на этом свете всё возможно. Не я ли тебя учил рассматривать любые обстоятельства как предмет, в котором скрыты тайники? Хорош был бы учитель, не следующий собственным указаниям. Однако, у меня есть и другой козырь – «шут» без масти, способный бить любую карту, когда его объявляют! Он даст возможность повернуть ситуацию, как нужно мне и только мне! Но… Как раз тут без твоей помощи не обойтись, поскольку предъявить его я смогу только с позволения твоей матушки.

– Ваша светлость, – забормотал Рене, – не хотите же вы рассказать Бургундцу о Жанне?!

– А почему нет? Чего ты так испугался? Тяжелее, чем теперь, положения у Франции не было. Королевство безусловно гибнет, как и предсказано, и слухи о Деве-Спасительнице только ждут своего часа. А Бургундец суеверен. После того, как Жан де Хелли под Никополисом услышал «голоса», предостерегающие от битвы с турками, а пуще того – после поражения, которое тогда случилось, герцог Жан стал очень чувствителен ко всякого рода предсказаниям. Я могу ему конфиденциально сообщить, что Дева уже появилась на моих землях и живет под моей опекой. И добавить, что только в моей власти выпустить её во главе всех в неё верующих. Или позволить объединенным силам Франции и Бургундии самим остановить Монмута… Ты понимаешь, о чем я?

Рене кивнул, но лицо его выражало крайнюю озабоченность.

– С другой стороны, – продолжал герцог, – Дева-Спасительница – не только моё дело. И твоя матушка никогда мне такого самоуправства не простит. Как думаешь, она мой план одобрит?

Юноша неуверенно покачал головой.

– Не думаю… Что, если Бургундец захочет увидеть Жанну? Вы её покажете?

– Нет, конечно!

– Но он может представить это как условие.

– Тогда я покажу ему ту, другую, с которой возится духовник твоей матери. Возможно, её и держат для такого случая. Не рисковать же нам, в самом деле, настоящей!

О другой девочке Рене уже слышал, но мать строго-настрого запретила ему наведываться в Домреми или что-то самостоятельно выяснять. Сказала, что дело там сложное, и Мигель сам во всем разберется. Однако, священник уже давно не появлялся в замке, и никаких толковых сведений от него не поступало. Последний раз, перед самой смертью герцога Анжуйского, он вернул Карлу Лотарингскому древний манускрипт, и что-то долго и путано объяснял про девочку, которая «и так все знает и ни в каких иных знаниях не нуждается».

– Она – сама истина! – страстно убеждал Мигель. – И если вы ждете прихода Спасительницы, то возрадуйтесь и дайте вашим душам глаза, чтобы увидели себя изнутри и подготовились, ибо она среди нас!

Рене тогда мало что понял, а герцог посчитал такую экзальтацию священника лишь легким душевным расстройством.

– Я много видел помешавшихся после чтения манускриптов из моей кладовой, – говорил он. – Жаль опять так же вышло… Отец Мигель казался человеком разумным. Он и меня едва не убедил в том, что крестьянка из Домреми какая-то особенная. Говорил, что она предсказала Азенкур! Хотя теперь, задним числом, таких предсказателей объявились сотни… И знаешь что еще, мой мальчик – может и хорошо, что святой отец ошибся. Когда я давал ему манускрипт, я тоже в глубине души надеялся. Но потом поразмыслил и понял, что не могу решить, как с этим управиться, если вдруг окажется правдой. Ожидать чудо и получить его – совсем не одно и то же. И я пришёл к выводу, что предпочитаю деятельное ожидание растерянному обретению.

Уже привыкший безраздельно доверять воспитателю в делах такого рода, Рене, возможно, всё равно задумался бы о той девочке, поскольку интерес матери к Домреми не мог быть пустым. Но, сраженный пришедшим известием о смерти отца, очень быстро обо всем забыл. И не вспоминал до той минуты, пока слова герцога не воскресили её в памяти, словно прошлогодний призрак.

– Нет, так тоже нельзя! – вырвалось у него.

– Так надо, Рене, – мягко, но с нажимом произнес герцог. – Только так мы заставим Бургундца заключить союз на своих собственных условиях. А уж какими именно они будут, предоставим решать от имени дофина вашей матушке. Или его святейшеству, епископу Лангрскому, который весьма смышлен в словесных хитросплетениях. Я с радостью уступлю им это право, поскольку желаю расплатиться за щедрый дар.

Герцог обнял Рене за плечи и слегка встряхнул.

– Ну, что ты вдруг загрустил? Какой еще тайник во всем этом тебе мерещится?

– Боюсь, жажда власти в Бургундце настолько велика, что он подошлет к девочке убийц, лишь бы не иметь никакой угрозы за спиной, – ответил Рене.

– И что? Пусть подошлет, – ничуть не обеспокоился герцог. – Они же придут в Домреми, к той, другой, а она все равно не настоящая.

– Но и вы потом не сможете предъявить настоящую!

– Почему? – искренне удивился герцог. – Подменами все пользуются. Даже короли в бою надевают корону на голову другого, чтобы обмануть противника. А у нас с Бургундцем будет настоящий бой, поверь! Поэтому всё можно, если цель того заслуживает. И ещё запомни – заключая союз с тем, кто только и ждет удобного случая, чтобы воткнуть тебе нож в спину, всегда носи кольчугу, но не упускай шанс эту спину подставить. Пусть неприятель ошибется, сделает неверный ход, и всё! Он уже неправ на веки веков!

Рене посмотрел герцогу в глаза.

– Я запомню, ваша светлость.

И улыбнулся.

«Всё можно, если цель того заслуживает». Почему бы и нет?

Молодой человек глубоко почитал герцога, но никто не говорил, что цели у них всегда должны совпадать. А Жанна, беззаботно скачущая по полю, до сих пор стояла перед глазами Рене ярким, пристыживающим видением.

– Полагаю, раз помолвки пока не будет, я должен немедленно ехать к матушке, поддержать Шарля и рассказать им о ваших планах? – спросил он.

– Я рад, что ты всё понимаешь с полуслова.

– Тогда, с вашего позволения…

– Конечно, конечно, иди собирайся, мой мальчик! – Герцог ласково потрепал юношу по плечу – Бери любого коня и столько охраны, сколько сочтешь нужным. Мне не требуется официальное оглашение, чтобы заботиться о тебе, как о родственнике.

Рене низко поклонился.

Он больше не краснел.

Говорить сейчас о Жанне и о том, насколько убежденно уверовала она в своё предназначение смысла не было. Но, шагая к себе в покои, Рене безо всяких угрызений совести прикидывал, как именно он разрушит стройные планы герцога, если