прямо к польскому ксендзу. Конфуз! вся публика летит к приходу, пожалуй, все хотят видеть тарантас. У настоятеля тем временем было полно, как в яйце; бабы, девки, мужики, все литвины, жмудины, сосланные и добровольные эмигранты, все пришли к своему настоятелю насладиться видом «Сапеги». Стало, наконец, так тесно, что господин органист, жмудин, как 100-летний граб, счел необходимым разредить ряды любопытных прихожан; он оставляет значит только старейшин и нескольких дам, между ними жену телеграфиста. В комнате со мной только ксендз и литвин, горлопан, политик, сосланный в 63-м г[оду], внимательно следящий за событиями европейской политики. Почтенные, уважаемые люди — действительно в тяжелой доле! Ксендз тем временем пришел к пониманию ситуации, расчувствовался все больше и больше, терял голову от радости, ходил по комнате, не мог сидеть, наконец, начал целовать, когда я обещал прислать реликвию с Древом Святого Креста для костела. К сожалению, я слишком мало между ними пребывал. Я целую ксендза в руку раз и второй, прошу благословить на дорогу, наконец я обращаюсь к собравшимся и в двух словах одновременно приветствую и прощаюсь, прося о сохранении доброжелательной памяти, ободряю, как умею и могу, давая надежду этим несчастным. Каждый хочет пожать руку, на глазах у всех слезы, все чего-то желают, и когда я, садясь, перед уже собственно собравшимся населением еще раз поцеловал руку ксендзу и с тарантаса воскликнул: «Да будет хвала!»[453] — уже только приглушенные от слез голоса отвечали «навеки», и десятки рук, поднятых кверху, со мной прощались святым крестным знамением.

Действительно прекрасное это было мгновение; жаль, что так недолго оно длилось. Русские без исключения сняли шапки с голов, не только молча, но и с удивлением, даже с умилением смотрели на эту сцену. Там обязательно нужен костел. Но, что важнее, кто заменит там ксендза, когда он умрет? кто заменит всех этих ксендзов в Сибири? в конце концов, это все старики.

В Омске я останавливаюсь в 3 часа дня в среду, это означает, что, отсчитав добровольные остановки, я преодолел 900 верст, примерно 130 наших миль, за трое неполных суток. Омск очень милый городок, веселый, чистенький. Поляков мало, одна нищета.

Sapieha Р. Podróż na wschód Azyi 1888–1889.

Lwów, 1899. S. 366–375.

Раздел III

Истоки российских исследований судеб сосланных в Сибирь участников Январского восстания (составил Кшиштоф Лятавец)

№ 1. Сергей Васильевич Максимов — Сибирь и каторга. Ч. 3. Политические и государственные преступники

Сергей Васильевич Максимов происходил из Костромской губернии, его отец был почтмейстером. Окончил Костромскую гимназию, изучал медицину в Москве и Санкт-Петербурге. Уже будучи студентом, он начал публиковать тексты по этнографии, материалы для которых собирал во время все более частых поездок по стране. В 1860–1861 годах совершил финансируемое из средств Морского министерства путешествие в Амурскую область. На обратном пути ему поручили обследовать положение находившихся в Сибири ссыльных. Его доклад, посвященный этому вопросу, озаглавленный «Тюрьмы и ссыльные», был засекречен. В течение нескольких последующих лет он опубликовал по этой теме ряд текстов на страницах различных периодических изданий, в 1871 году впервые вышло трехтомное издание под названием «Сибирь и каторга», ставшее одним из самых известных произведений Максимова. Оно было переведено на польский язык Зыгмунтом Петкевичем[454].

В последующие годы он совершил много очередных путешествий, в том числе по Северо-Западному краю и Кавказу, результатом которых стали очередные публикации. В 1900 году Максимов стал почетным членом Петербургской академии наук.

Представленный отрывок взят из третьего тома работы, посвященного политическим ссыльным. Неизвестно, что стало исходным основанием для его написания, ибо в материалах о жизни Максимова нет сведений, чтобы после 1864 года он путешествовал по Сибири, но автор, хотя и привел много подробных данных о ссыльных после Январского восстания, которые указывали на то, что ему приходилось пользоваться документами — скорее всего, центральных учреждений, — не раскрыл, откуда он черпал эти сведения.

[…] С весны 1863 года стали направляться в Сибирь и прибывать в Тобольск передовые, значительные партии ссыльных поляков. С того времени по 20 декабря 1866 года всего поступило в Сибирь, со включением и добровольно пришедших за ссыльными жен и детей, 18 623 обоего пола[455]:

Из этого числа ушло на каторгу 3894, на поселение 2153, прислано на житье 2254 и для водворения 8491 (добровольно пришедших 1830 чел[овек]*[456]).

Стало быть: присужденные к тяжким наказаниям составляют почти 1/4; присужденные к легким (житье и водворение) более 1/2. Из них всего больше распределено в Западной Сибири (10 407), чем в Восточной (8199) с тою разницею, что в первую пришли с легчайшею виновностию, во вторую ушли приговоренные к самым тяжким наказаниям (на каторгу и поселение)**[457]. Сосланные на каторгу, поселение и житье распределялись по сословиям в таких цифровых отношениях:

Из водворенных почти все принадлежат к низшим сословиям; дворянство составляет 1/4 ч[еловек] (около 25 %), несмотря на то что в общей массе народонаселения дворяне составляют не более 1/20 ч[еловек], т[о] е[сть] 5 %.

Таким образом ссылка лишила Царство и Западные губернии (за вычетом детей и женщин) в дворянском сословии 1/50 ч[еловек], в рабочих силах 1/20 и в духовенстве 1/35*[458]. Распределяя уменьшение дворянства по губерниям, мы увидим, что всего более (почти 3 %) своих сил потеряли литовские губернии и на 2 % уменьшилось дворянство из Юго-Западного края в Волынской губернии. Произошло это уменьшение, стало быть выразилось и участье в мятеже лиц дворянского сословия в таком виде:

На каторгу из всего числа сосланных дворян (4252) ушло 1699 чел[овек], т[о] е[сть] 1/5 или 40 %*.[459] Пропорция эта по местностям распределяется таким образом:

Стало быть, несмотря на то, что в Юго-Западном крае мятеж не развился шире польского и Северо-Западного края и при меньшей численности дворянства, сослано лиц этого сословия в каторжную работу не только не менее, но даже больше.

Из каждых ста дворян Сев[еро]-3апад[ного] края ушло только 28 %.

Из каждых же ста Юго-3апад[ного] края на ту же каторгу ушло 66 %.

Следовательно, одно из трех: либо на юге приговоры делались строже, либо на севере местные средства возмездия умели парализовать число присужденных к тяжким наказаниям в сибирской каторге, либо наконец содействие сельского населения к арестованию