И с какого-то момента Ольшанский почувствовал, что с нимпроисходит нечто странное. Свет факела сделался гораздо ярче, желтее и маслянистее,этот свет резал глаза. Звуки шагов гулко отдавались в голове. «Началдействовать выпитый отвар», – догадался Ольшанский.

Что-то творилось со стенами. Стены смыкались под страннымиуглами, то отступали, то приближались, причудливо выгибались. И уже не поймешь,по лестнице ты спускаешься или плутаешь какими-то коридорами, под землей всееще бредешь или же выбрался на поверхность.

Может быть, было на самом деле, а может, только привиделось,что они прошли через некий зал, куда сквозь стрельчатые витражные окнапросачивался дневной свет. Наверное, все же привиделось, ну откуда на Тибетестрельчатые окна и витражи?

Ольшанский отчетливо видел лишь расплывчатое маслянистоепятно факела впереди себя, только на этом пятне мог сфокусировать взгляд, заним и шел…

Раздался громкий хлопок в ладоши, и Ольшанский началприходить в себя.

Несколько секунд прошло, прежде чем Ольшанский, Ключник иДонирчеммо Томба окончательно избавились от наваждения. Пелена спала ссознания, и они обнаружили, что находятся в пещере, похожей на сводчатый склеп.Только склеп тот был целиком изо льда – стены, пол, потолок. И холод здесьстоял соответствующий – без свитера долго не выдержишь.

Оконечность склепа терялась вдалеке, и было непонятно,насколько он велик. А похоже было на то, что весьма велик… ежели, конечно, делоне в оптическом обмане. По обеим сторонам склепа через равные промежутки, нарасстоянии в полчеловеческого роста от пола, располагались проемы, имевшиегеометрически правильные очертания. И что-то там было внутри…

Ольшанский шагнул к ближайшему проему, заглянул… И удивленноприсвистнул. Там, под стеклом, лежал человек – таково, по крайней мере, былопервое впечатление. Защитное стекло (если, конечно, это стекло) было толстым,призматическим, что делало силуэт лежащего под ним размытым, нечетким и словнобы разбитым на небольшие фрагменты, по которым представить что-либо в целомбыло крайне затруднительно. Да невозможно представить, чего уж там! Запростопод стеклом мог лежать не человек, а существо, имеющее лишь отдаленное сходствос человеческим телом. И лица совершенно не видно. Даже не разглядеть – дваглаза у существа, один или три. А нижнюю часть туловища и вовсе не видно. Нижеуровня груди все тонуло в непроницаемой тьме, подозрительной, наводящей намысли о ее искусственном происхождении.

– Что это? – Ольшанский повернулся к хамбо-ламе.

– Это величайшая тайна из всех тайн мироздания, –голос настоятеля взволнованно дрожал. – Тайна, которую оберегал нашмонастырь более трех тысяч лет, ради сбережения которой и был когда-то основан.Нет на планете Земля более важной и страшной тайны.

– Это инопланетяне? – сдавленно спросилОльшанский.

– Нет… Это… – хамбо-лама на миг запнулся. –Как только их не называли… Сомати. Лемурийцы. Атланты… Да, их можно назватьдревними атлантами. Это будет правдой, потому что издревле принято называтьдревнюю, достигшую невиданного могущества и исчезнувшую в результатенеизвестной нам мировой беды цивилизацию Атлантидой. Мы же называем ихПредтечи.

– Они – люди?

– Ты спрашиваешь меня о том, как они выглядят? Я незнаю. И никто не знает.

– Они спят?

– В нашем представлении это сон. Длиной в несколькотысяч лет. Но как давно он начался, этот сон? Доподлинно неизвестно. Ипроснутся ли когда-нибудь? Неведомо. Но дело не столько в них, Белый человек сСевера. Дело в том, что та мировая катастрофа, что уничтожила народ атлантов,снова приближается. Грядет великая Шамбалинская война. И от того, кто в нейпобедит, зависит, будет ли человек по-прежнему ходить по этой планете. И исходбитвы под силу решить одному человеку.

«Мне?», – чуть было не спросил Ольшанский, нопромолчал.

– Не знаю, тебе или не тебе, – покачал головоймонах, будто прочитав его мысли. – Но я знаю, что ты являешься фигурой веще не начатой партии. Атланты оставили нам Знаки, по которым, как по камушкамчерез ручей, можно добраться до Ответа. Первый камушек – на него указываютегипетские пирамиды. Но сколько всего таких камушков? И как долго придется поним идти?

Буддизм оставлен нам Атлантами, Предтечами. Буддизм никогони к чему не принуждает, полная свобода воли. Но зато человеку приходитсясамому отвечать за свои поступки. Христианство допускает, что человек, совершивдурной поступок, может покаяться и тем снять с себя грех. Буддизм учит, чточеловек должен искупать вину. Если не успеешь искупить в этой жизни, придетсяискупать в последующих. Они, Предтечи, хотят искупить вину за грехи, о которыхмы ничего не знаем и вряд ли узнаем когда-либо. Но, возможно, совершенные имигрехи и привели их цивилизацию к катастрофе…

…Благодарить следовало магию ларов, а конкретно встроенное вСварога посредством той магии чувство опасности. Именно оно распиликалось не нашутку. А может быть, Сварог обошелся бы и без всякой магии. Одним зверинымчутьем и рефлексами старого солдата…

И вроде бы ничего пугающего вокруг. Ну, хрустнуло что-то застеной, едва слышно прошуршало. Мало ли ночных звуков. Но в том-то и дело, чтоэти тихие звуки несколько выпадали из обычных ночных звуков, были неуловимопосторонними. Трудно объяснить непосвященному человеку…

Сварог поднялся, осторожным шагом двинулся к двери,старательно следя, чтобы ненароком не наступить на что-нибудь громыхающее, неговоря уж про грабли, и не выдать себя. Дверь сарая отодвигал по миллиметрику.Когда дверь отошла от косяка на достаточную ширину, Сварог бесшумным призракомвыскользнул на улицу. Показалось или темнота возле соседнего строения едвазаметно шевельнулась?

И тут же сбоку из-за угла на Сварога обрушился темныйсилуэт.

Инстинкт раньше всяческих мыслей заставил Сварога рухнуть наземлю и перекатиться к стене. И кабы не это, быть ему распоротым от уха до уха– сверкнувший в лунном свете клинок с шумом прорезал воздух там, где за миг доэтого была голова Сварога.

Одетый во все темное незнакомец по инерции пролетел вслед засвоим клинком, но на ногах удержался. Более того: ловко и проворно развернулсяи вновь был готов без промедления пустить в дело широкий и короткий, похожий намясницкий тесак, что сжимал в правой руке. Впрочем, может, это и не тесак былникакой, а ритуальный меч. Только вот брюху-то все равно, чем его вспорют.

Вскочить на ноги Сварог не успевал и сделал единственное,что ему оставалось при таком раскладе, – когда неизвестный кинулся ватаку, он крутанулся на земле, подсек бегущему ноги и, стоило противникузагреметь всеми костьми оземь, вскочил на ноги.

В теле ощущалась столь хорошо знакомая звенящая пустота, а вголове – холодная ясность, словно он вмиг переключением незримого тумблерапревратился в запрограммированный на битву автомат.