известному времени и по указанному адресу определенную сумму денег». Это была наихудшая, но далеко не единственная клевета, выдвинутая Фохтом против Маркса. Несмотря на всю свою очевидную лживость, изложение было настолько переплетено с полуправдой из истории эмиграции, что требовалось точное знакомство со всеми подробностями, чтобы с первого взгляда не быть ошеломленным этой басней. А между тем менее всего можно было предположить такое знакомство с эмиграцией у немецких филистеров.

Книга Фохта обратила на себя действительно большое внимание, и германская либеральная пресса восторженно приветствовала ее. «Национальная газета» посвятила ей две большие передовые статьи, которые сильно взволновали семью Маркса, когда газета получена была в Лондоне; особенно тяжело была потрясена жена Маркса. Так как самой книги Фохта нельзя было достать в Лондоне, то Маркс обратился к Фрейлиграту с запросом, не получил ли он экземпляр от своего «друга» Фохта. Фрейлиграт обиженно ответил, что Фохт не его «друг» и что у него нет экземпляра книги.

Марксу было ясно с самого начала, что необходимо ответить Фохту, хотя он вообще был мало склонен отвечать на такую сплошную брань. Он считал, что печать имеет право оскорблять писателей, политиков, актеров и других общественных деятелей. Еще раньше, чем книга Фохта была получена в Лондоне, Маркс решил начать судебное преследование против «Национальной газеты». Она обвиняла его в ряде преступных и позорных деяний и пред такой публикой, которая из партийных предубеждений была вообще склонна верить величайшим небылицам, а кроме того, не имела никакого материала для правильного суждения лично о нем ввиду его одиннадцатилетнего отсутствия в Германии. Маркс руководствовался при этом не только политическими соображениями, а считал своим долгом перед женой и детьми возбудить судебное преследование против «Национальной газеты» за ее оскорбительные для его чести обвинения. Кроме того, он собирался дать и литературную отповедь Фохту.

Прежде всего Маркс сосчитался с Блиндом. Он все еще предполагал, что у Блинда есть улики против Фохта, но он их прячет из кумовства, считая себя, как вульгарный демократ, связанным обязательствами перед другим вульгарным демократом. По-видимому, однако, Маркс заблуждался в этом отношении, и Энгельс был на более правильном пути, предполагая, что Блинд высосал из пальца подробности о попытках подкупа со стороны Фохта, из ребяческого желания придать себе важности; когда же дело приняло неприятный оборот, он немедленно ударил отбой, но при этом еще глубже завяз в болоте. 4 февраля Маркс отправил написанное по-английски открытое письмо редактору «Свободной прессы»; в этом письме он назвал гнусной ложью заявления Блинда, Вихе и Голлингера о том, что анонимная брошюра не была напечатана в типографии Голлингера, а Карла Блинда гнусным лжецом. Пусть он привлечет его за оскорбление к английскому суду, если почувствует себя задетым этим обвинением. Но Блинд благоразумно воздержался от обращения к суду и попытался выпутаться из всей этой истории тем, что поместил во «Всеобщей газете» длинное объяснение, в котором резко высказывался против Фохта и намеками говорил о его подкупности, но все же по-прежнему отрицал, что он автор брошюры.

Но Маркс этим совершенно не удовольствовался. Ему удалось возбудить дело в мировом суде против наборщика Вихе и получить от него показание с подпиской о присяге: Вихе на этот раз подтверждал, что он видел сам в типографии Голлингера набор брошюры, перебранный для перепечатки в «Народе», а также сделанные рукой Блинда многочисленные исправления на корректурном листе; затем, что его прежнее показание у него выманили Голлингер и Блинд, причем Голлингер обещал ему денежную награду, а Блинд уверил его в своей благодарности в будущем. Это показание устанавливало по английским законам подсудность Блинда, а Эрнст Джонс брался за то, чтобы на основании показания Вихе получить приказ об аресте Блинда; но он добавил, что если дело будет возбуждено, то обвинение уже нельзя будет взять обратно, так как речь идет об уголовном преступлении. И он сам, как адвокат, подвергся бы уголовной ответственности, если бы стал после того пытаться окончить дело мирным путем.

Но Маркс не пожелал зайти так далеко из соображений относительно семьи Блинда. Он послал письменное показание Вихе Луи Блану, который был дружен с Блиндом, и написал ему, что очень бы жалел — не из-за самого Блинда, который вполне заслужил этого, а из-за его семьи, — если бы вынужден был начать уголовное преследование против Блинда. Это произвело должное действие. 15 февраля 1860 г. в «Дейли телеграф», которая также перепечатала у себя клеветнические нападки «Национальной газеты», появилась заметка, в которой некий Шебль, домашний друг Блинда, называл себя автором брошюры против Фохта. Несмотря на всю прозрачность этого маневра, Маркс удовольствовался им, так как с него тем самым снималась всякая ответственность за содержание брошюры.

Прежде чем выступить против самого Фохта, Маркс старался примириться с Фрейлигратом. Он послал ему свое заявление против Блинда в «Свободной прессе» и письменные показания Вихе, но не получил от него ответа. Тогда он обратился к нему в последний раз, чтобы указать, как важно дело Фохта для исторического оправдания партии и для ее будущего положения в Германии. Он старался опровергнуть все упреки, которые ему мог бы сделать Фрейлиграт; «если я чем-нибудь и согрешил против тебя, то всегда готов признать свою ошибку. Ничто человеческое мне не чуждо». Он хорошо понимает, писал Маркс, что для Фрейлиграта, в его теперешнем положении, дело это только противно, но Фрейлиграт должен понять, что нельзя, чтобы он оставался совершенно в стороне. «Мы оба знаем, что, каждый по-своему и пренебрегая своими частными интересами, мы из самых чистых мотивов держали много лет высоко над головами филистеров знамя pour la classe la plus laborieuse et la plus misérable[3], и было бы мелочным грехом перед историей, если бы мы разошлись друг с другом из-за пустяков. Я уверен, что все недоразумения разъяснятся». Письмо заканчивалось уверениями в искренней дружбе.

Фрейлиграт пожал протянутую ему руку, но не с такой сердечностью, с какой протянул ему ее «бессердечный» Маркс. Он ответил, что и не собирался изменить à la classe la plus laborieuse et la plus misérable, которому всегда был верен, и вместе с тем желает сохранить личные связи с Марксом, как с другом и партийным единомышленником. Но он прибавил к этому: «В течение последних семи лет (с того времени, как прекратил свое существование союз коммунистов) я стоял далеко от партии, не посещал собраний, ничего не знал о партийных постановлениях и действиях. Таким образом, фактически моя связь с партией давно уже прекратилась; мы оба никогда не обманывались на этот счет,