на репетиции, и если ребята наберутся храбрости, то выйдет ничего». Позднее сам Энгельс был председателем Шиллеровского института, учрежденного в Манчестере по случаю юбилея, а Вильгельм Вольф в своем завещании оставил большую сумму в пользу этого учреждения.

В те же самые дни, когда создались натянутые отношения между Фрейлигратом и Марксом, окружной суд в Аугсбурге рассмотрел жалобу Фохта против «Всеобщей газеты». Жалоба Фохта была оставлена без последствий с возложением на него судебных издержек, но это юридическое поражение превратилось для него в нравственное торжество. Обвиняемые редакторы не смогли представить никаких доказательств подкупа Фохта и занялись «политически безвкусной болтовней», по слишком мягкому выражению Маркса; поведение их заслуживало самого резкого осуждения не только с политической, но и с нравственной точки зрения. Им удалось выиграть дело благодаря тому, что они отстаивали положение, будто честь политического противника не находится под защитой закона. Неужели, спрашивали они, баварские суды станут на защиту прав того человека, который ожесточенно нападал на баварское правительство и должен был жить за границей из-за своих революционных происков? Вся социал-демократическая партия Германии, которая за одиннадцать лет до того освятила свои первые мечты о свободе убийством генералов Лаура, Гагерна и Ауэрсвальда и князя Лихновского, разразилась бы настоящим ликованием, если бы обвиняемые редакторы были осуждены. Если попытка Фохта увенчается успехом, то открывается утешительная перспектива, что в скором времени пред аугсбургским окружным судом выступят в качестве жалобщиков также Клапка, Кошут, Пульский, Телецкий, Мацини.

Несмотря на эти гнусные приемы или, скорее, именно благодаря им, такая защита подействовала на судей. Их юридическая совесть не настолько заглохла, чтобы оправдать обвиняемых, которые не представили со своей стороны никаких доказательств; но все же ее не хватало на то, чтобы признать правым человека крайне ненавистного как баварскому правительству, так и баварскому населению. Они поэтому ухватились за спасительную мысль, подсказанную им прокурором, и передали дело по формальным основаниям в суд присяжных, который тем вернее осудил бы Фохта, что в этом суде не допускается никакое доказывание истинности и присяжные не обязаны приводить обоснования своего приговора.

Если Фохт не пустился в эту неравную игру, то его не следует за это винить. Он, напротив того, имел основание возликовать в блеске двойного мученичества: его не только заподозрили без всякого основания, но и отказали ему в признании его права. Некоторые побочные обстоятельства еще более способствовали его торжеству. Получилось весьма тягостное впечатление, когда его противники по суду представили письмо Бискампа, в котором этот первый публичный обвинитель Фохта сам сознавался, что у него нет действительных доказательств, высказывал лишь неопределенные догадки и заканчивал вопросом, не назначит ли его «Всеобщая газета» своим вторым лондонским корреспондентом наряду с Либкнехтом после прекращения им издания «Народа». И редакция «Всеобщей газеты» продолжала еще и после окончания процесса молоть прежний вздор, говоря, что Фохт осужден своими же людьми, Марксом и Фрейлигратом, а давно известно, что Маркс более проницательный и последовательный мыслитель, чем Фохт, и что Фрейлиграт стоит выше его в нравственно-политическом отношении.

Уже в письменных объяснениях, которые представил суду редактор Кольб, Фрейлиграт назван был сотрудником «Народа» и одним из обвинителей Фохта. Кольба ввело в заблуждение письменное, не вполне ясное заявление Либкнехта в этом смысле. Но когда в Лондоне был получен номер «Всеобщей газеты» с отчетом о процессе, Фрейлиграт послал в газету краткое заявление, что он никогда не состоял сотрудником «Народа» и что его имя было названо в числе обвинителей Фохта без его ведома и согласия. Из этого заявления были сделаны неприятные выводы ввиду того, что Фохт принадлежал к интимным друзьям Фаци, от которого зависело положение Фрейлиграта в швейцарском банке. Эти выводы были бы, однако, лишь в том случае справедливы, если бы у Фрейлиграта было обязательство выступить против Фохта. Но об этом не было и речи. Фрейлиграт до того вообще мало интересовался этим делом и имел полное право не желать, чтобы Кольб прикрывался его именем, когда дело приняло плохой оборот. Конечно, из лаконически-сухого заявления Фрейлиграта можно было косвенно вычитать отказ от Маркса; сам Маркс удивлялся, что в заявлении ничем не предотвращена видимость личного разрыва с ним и публичного отречения от партии. Это объяснялось, однако, некоторым недовольством Фрейлиграта: Маркс хотел запретить ему из партийных соображений опубликовать безобидную поэму, составленную им в честь Шиллера, но, с другой стороны, требовал немедленного его вмешательства в спор, затеянный Марксом, хотя никто его к тому не принуждал.

Злонамеренная видимость подчеркивалась еще и тем, что одновременно и Блинд напечатал во «Всеобщей газете» заявление, в котором он хотя и «безусловно осуждал» политику Фохта, но категорически отрицал свое авторство статьи против Фохта. Он приложил к письму два свидетельских показания: в одном Фиделио Голлингер называл «злостной выдумкой» утверждение Фегеле, будто брошюра о Фохте была напечатана в его типографии и составлена Блиндом; во втором наборщик Вихе подтверждал правильность заявления Голлингера.

Ко всему этому прибавилось новое неприятное обстоятельство, и оно еще более раздуло ссору между Фрейлигратом и Марксом. Как раз в это время появилась в Gartenlaube статья Беты, в которой этот литературный поденщик Кинкеля превознес напыщенным стилем поэтические дарования Фрейлиграта и закончил статью низкой бранью по адресу Маркса. Этот злополучный виртуоз ядовитой злобы, писал Бета, отнял у Фрейлиграта голос, свободу и характер. Поэт перестал творить, с тех пор как его коснулось дыхание Маркса.

Все это, однако, после некоторого препирательства в переписке между Фрейлигратом и Марксом погрузилось в море забвения вместе с тревожным 1859 г. Но с наступлением нового года старые распри снова выплыли наружу, точно бравый Фохт хотел подтвердить старую поговорку: «Осел идет и на лед, когда ему становится хорошо».

Интермедия

К новому году Фохт напечатал книгу под заглавием «Мой процесс против „Всеобщей газеты“». В ней помещен был стенографический отчет о разбирательстве дела в аугсбургском окружном суде и ряд заявлений вместе с прочими документами, появившимися в свет при споре. Весь материал помещен был в книге полностью и в дословной передаче.

Среди прочего перепечатана была и старая болтовня Фохта о «серной банде», впервые появившаяся в «Бильском торговом курьере». Маркс изображался в ней как глава шайки вымогателей, которая существовала тем, что компрометировала «людей, живших на родине», и они должны были платить ей за молчание. «Не одно, а сотня писем, — буквально писал Фохт, — была послана этими людьми в Германию. В каждом из этих писем они откровенно заявляли, что огласят тот или иной акт участия в революции, если им не пришлют к