– Прекрасно, – отозвался тот зло. – Ты любишь его?

Это вопрос оказался неожиданным.

– Нет. Я злюсь на него, что он оставил меня в трудную для меня минуту.

– Но развесистыми рогами ты награждаешь меня!

Его многозначительный взгляд заставил Лиру вновь прыснуть от смеха.

– Тебе не о чем беспокоиться, если только твоя Сабрина не нашла себе еще какого-то спонсора!

Эверт не поверил ей и веселье разделить не спешил.

– Эверт, я не понимаю, чего ты злишься? Это ведь клоны!

Он понимал это лучше нее, так должно было быть, но все же ее супруг злился, приоткрыл рот, чтобы парировать чем-то, но вместо этого бросил:

– Хватит!

Обладатель сомнительных чувств «мучительно и сладко» пошел к выходу, не желая обременять себя возвращением плиты на ее законное место.

– А что мне делать с ними?

– Исчезнут! Выйди из зала и все прекратится!

Лира поспешила за рассерженным мужчиной. Она устала, замерзла, хотела домой, а еще есть и пить. Напоследок она оглянулась, желая проверить его слова. Кукла Вадима исчезла, а вот лохматый як продолжал щипать одному ему видимую траву.

Эверт добреть не спешил. Он открыл портал, пропустил ее вперед. Стоило им оказать в уже знакомом холле особняка на улице Вязов, Эверт позвал Северика, распорядился подать ужин в столовую, а потом обернулся к ней.

– Надеюсь, вы порадуете меня своим присутствием!

Лира пожала плечами. Если судить по окнам и по часам, то время для сбора за столом достаточно позднее.

– Что это значит?

– Я хотела бы освежиться, принять ванну, а не лицезреть и уж тем более не слушать, как вы скрипите зубами вгрызаясь в ножку ягненка. У нас ведь ягненок на ужин?

Северик осторожно кивнул.

– С тушеными овощами.

Он ждал, когда они передадут ему верхнюю одежду, но вопрос Лиры заставил его побледнеть. Нет, сошел с лица он после того, как взглянул в сторону Эверта.

– Милорд!

– Подайте говядину с розмарином в сливочном соусе.

– Это мелко, – заметила она, опускаясь на танкетку и опираясь на торчащий из ступы зонтик. – Но ваше право.

Она была права, когда накинулась на него с обвинениями, что он тот еще гаденыш!

– Пусть так. Это не дюжину раз превратить вас…

Он обвел ее взглядом, а Лира приподняла брови. Веселье не желало покидать ее, несмотря на поздний час.

– Ну давайте же! Назовите меня как-нибудь, а еще лучше превратите!

Ее заинтересовал этот момент.

– Вы так и не объяснили мне почему у меня ничего не вышло вчера?

Эверт повел головой в сторону, и Лира примерно представляла, что именно он думает о ней в данную минуту. Она наглая и бесстыжая, а еще бесчувственная к переживаниям одного кобеля.

– Нужно было сделать меня посмешищем перед всеми? Жалеете, что я не бегал по залу, пугая стариков и дам своими рогами?

Лиру забавляли его собственнические чувства. Можно подумать она делала что-то специально! Куда больше ее интересовали озвученный вопрос и исчезнувшая обезьяна.

– Северик!!! Северик!!!

Стук в дверь, зычный голос Генриха Траубе и сыплющиеся проклятия заставили их отвлечься от обмена колкостями, обвинениями и ревностными подозрениями.

– Твою же за ногу! Северик! Открывай!

Она не помнила ни одного случая подобного этому: Генрих разволновался, сыпет ругательствами и ведет себя, как… Эверт на заре их знакомства.

– Генрих?

– Где ты ходишь? Не могу дозваться тебя уже целый час!

– Я был занят, – в голосе Эверта послышалось не слишком тщательно скрываемое раздражение. – Что стряслось на этот раз?

Лира осталась на своем месте, вслушиваясь в детали разговора. Что-то и в самом деле не так. Эверт не приглашает его войти в дом, как того требует приличия, а держит на пороге дома.

– Ты знаешь, где твоя жена?

– Разумеется.

Она обескуражена поведением и словами Эверта, но продолжает сидеть не шелохнувшись, коротким жестом отсылая Северика прочь. Лучше бы ей, конечно, пойти к Карлу и проведать его, а не заниматься такими подлыми занятиями, как подслушивать разговор двух достойных мужей, но она знает, что если уйдет сейчас, то скорее всего потеряет своего супруга на еще одну бессонную ночь. В этот раз она будет клясть не его и не его баб...

– Ты уверен?

– А почему тебя так волнует судьба моей супруги?

– Дело в том, что я не стал снимать наблюдения, как ты просил того.

– Почему? У тебя так мало дел или все дело в ненормальном интересе к чужим супругам?

Лира поднялась, заглушив рвущийся наружу смех. Вообще-то интерес Генриха к ней более чем нормален. В обществе Эйнхайма любовь между супругами считается плохим тоном, а вот между любовниками…

– Решил добить неделю. Ты точно знаешь, где Лира?

– Графиня Дельвиг дома.

– Ты знаком с ее помощницей? Она живет в квартале прядильщиков и ткачей.

Ее заинтересовал и этот момент. Что не так с ее Дианой?

– Эверт?!

Дверь захлопывается прямо перед ее носом.

– Не хочешь пригласить его светлость в дом?

Она тянет дверь на себя, но та не поддается ей удерживаемая рукой снаружи. Лире слышны мужские голоса: требовательный Эверта и удивленный Траубе.

– Это не вежливо держать его на пороге в такую холодную ночь.

– Вот она! Дома! Ничего с ней не сталось!

Лира улыбается Генриху и не дает двери закрыться, выходя прямо в ночь и в холод.

– Если уж разговор касается меня, то позвольте и мне присутствовать при нем.

– Холодно. Иди в дом.

– Вот и я так думаю.

Мужчины переглядываются, но Эверт нарушает гляделки и в уже знакомом жесте протягивает ей руку раскрытой ладонью вверх.

– Давайте его сюда!

– Что вы ему сказали? – восклицает разозленная в миг Лира.

Траубе жмет плечами. У него немного ошалевший вид, а еще потрепанный и взбудораженный, а еще через мгновение невозмутимый. Ей не нравится такой Генрих. Он всегда, черт бы его побрал, на службе! Дьявол, которому нет дела не до чего.

– Дайте сюда билет! Не делайте такие круглые глаза! Я уже знаю, что вы подговорили свою помощницу и она купила вам билет в привокзальной кассе.

Лира скрещивает руки на груди, а потом машет на него рукой, желая, чтобы тот отстал от нее.