– Ты этого хотел? Безработица, разруха, воровство…

Или ещё вот так:

– Коммунисты неразвитую, неграмотную страну подняли до уровня циклотронов и космических ракет, а вы всё развалили. И что дальше?

Ну как этому балбесу рассказать про выскобленные и посыпанные солью колоды для рубки мяса в Абакане, про то, как делили транспортиром сыр, про то, как в конце полевого сезона остатки круп и макарон, привезённые из дома, чтобы не тащить их обратно, распродавали в местных геологических партиях, и случались скандалы, если кому-нибудь не доставалось. Говори-не говори, Пашка всё равно заявит, что это всё выдумки.

– От вашей власти люди отказались, не хотят её больше терпеть.

– Ещё захотят! Нахлебаются ваших рыночных прелестей и захотят. Дождётесь вы новой революции, – предрекал Пашка.

– Люди не могут жить с верёвкой на шее…

– Дождётесь, дождётесь…

Бесконечными были эти споры. Пашка бился в словесной истерике, Митя выходил из себя, кричал, жестикулировал. Сотрясание воздуха никому первенства не давало.

Взаимные упрёки пресекались Вадиком. Ему было наплевать на дальнейшую судьбу страны. Он искал выгоды. Его обильно обрадовала возможность начать самостоятельное дело. При каждой встрече он обязательно заводил разговор о предпринимательстве и начинал строить планы. Вначале он, хотя с ним никто не спорил, жарко доказывал, что лучше всего торговать продуктами: продукты всегда нужны, и мода на них не проходит. Затем он загорался идеей продавать в больницах детективные романы: больным скучно лежать в палатах, и спрос на книги всегда останется высоким. Появлялись у него и другие идеи: ездить на Север и скупать по дешёвке изделия народного промысла – матрёшек, глиняные свистульки, ложки и продавать всё это по высоким ценам иностранцам. Или организовать бедствующих крестьян на сбор и заготовку грибов и ягод. Идеями его голова фонтанировала бесперебойно. Куда хуже дело обстояло с реализацией. Ещё не решив чем же заняться, он начинал мечтать о том, где и как он снимет офис, а половину его сдаст в аренду, а на деньги от аренды… В мечтаниях Вадика заносило далеко. Однако он всегда начинал словами, ими же и заканчивал. Как не пытался он увлечь своих приятелей, они к его прожектам относились равнодушно. А он не уставал уговаривать их объединиться и начать богатеть.

– Ну что вы, как нищие бездари? Один стал рыночным торгашом, другой в институте гроши получает. Мы же можем жить по-человечески.

Пашка на эти призывы не реагировал, он был угнетён крахом системы. А Митю предпринимательство, деланье денег просто не увлекало. Его занимали геологические задачки и интересные философские вопросы. Тут не до бизнеса. Поэтому на увещевания Вадика Паша отмалчивался, а Митя гнул своё. Андрей чаще всего отсутствовал, занятый на основной и множестве побочных работ.

– Взбодритесь, ребятки, – призывал Вадим. – Вылезайте из своих берлог и давайте откроем дверь в другой мир.

– А я вот всё за людьми наблюдаю, – не слышал его Митя. – Много на меня похожих: я их понимаю, они – меня. Я не беру: умней-глупей. Просто понятные люди. А есть совсем непонятные. Как инопланетяне. Вот, например, верующие или шибко обременённые идеологией. Паша наш, хоть своей идеологии предан, понятного для нас облика ещё не потерял. А есть, знаешь, такие…

– Сейчас понятные и непонятные уравнялись – все хотят хапнуть, – учил Вадик. – Сейчас пирог делят. Одни мы сидим и палец о палец…

– Да нет, это не главное. Люди чётко делятся на своих и чужих…

– Люди делятся на тех, кто продаёт, и тех, кто покупает.

– Погоди. Раз человек непонятен – значит, он чужой, он опасен, он враг. Как в каменном веке…

– Откуда ты знаешь, как было в каменном веке?

– У дикарей, если непонятен, значит – враг. Мы не дикари, но всё равно непонимание может привести к расколу общества. Помнишь Яшку Зильбермана в нашей роте? Телятин и Яшка – это по уровню развития два разных полюса. Кстати, мы были ближе к Яшке, но вели себя так, чтобы быть понятными Телятину. Стыдно, но мы Телятину подыгрывали, а Яшке только сочувствовали. Но для нас ни Яшка, ни Телятин загадки не составляли. Я других понять не могу…

– Ты тратишь время на ерунду. Оставь непонятных тебе в покое и давай переключимся на предпринимательство. Здесь тебя ждут люди очень простые, понятные и даже примитивные…

– Зато они своё дело знают, а мы с тобой дилетанты. Вот в девяносто третьем по Белому дому стреляли. Одни непонятные и чужие воевали с другими чужими. Они и сейчас живут рядом со мной и влезают в мою жизнь. Я не о тех недоумках, что в тот день под красным флагом ехали в грузовиках чего-то там штурмовать. Они – пешки. Я о тех, кто пешки двигал. Инопланетяне в моём городе подняли стрельбу, чуть ли не начали гражданскую войну. Скоро церковь в себя придёт и тоже начнёт права качать. И что же, нам опять плясать под чужие дудки? Вот о чём думать надо, а ты говоришь: «бизнес».

Вадик был далёк от подобных страданий, а Митя мучился. Непонимание одних людей другими грозит вспышкой ненависти, революцией, кровью. Общество всегда остаётся нестабильной средой. И Митя переживал, чтобы чья-нибудь оголтелость не привела к тому, что XX век кончится тем же, с чего он начался – бесноватостью. История любит сворачиваться кольцом, демонстрируя, что сегодняшние события – это повторение уже случившегося.

Совсем неожиданно генератор идей оказался вовлечённым в конкретную затею. У себя на работе, без отрыва от основного занятия, он принял участие в мелком предпринимательстве. Несколько начинающих бизнесменов установили в фойе административного здания небольшой ларёк и начали торговать всем, что попадало под руку. Товар искали всем скопом – то разживутся партией электроутюгов, то случайно им перепадут наручные часы, то ещё что-нибудь. Однажды Вадик поднатужился и добыл полвагона репчатого лука. Сотрудники его предприятия потребляли лук в разумных количествах, и распродать всю партию в два-три дня не удалось. Предприниматели обеспечили этим овощем всех своих родственников, жителей ближней округи, а его количество всё не уменьшалось. Подвальное помещение здания, в котором работали инженеры и конструкторы, на время превратилось в склад репчатого лука. Распродажа шла всё медленней, и половина товара пустила сочные зелёные стрелки. Каждое утро бизнесмены, поминая Вадика недобрым словом, начинали с общипывания упрямых побегов у нескольких тонн луковиц. Вторая половина, не выдержав неумелого хранения, начала гнить. Нестерпимая вонь гниющего лука быстро заполнила все этажи и вывалилась на улицу. После того, как испорченный продукт вывезли на свалку, легче не стало. Ещё долго тошнотворный запах плавал по переулку и близлежащим дворам, упорно не поддаваясь ни ветру, ни дождям.

Все вокруг копошились, чтобы приспособиться к новым условиям, и только Андрей как будто ничего не изменилось умудрялся находить подработки, халтурки и тратил на них всё своё время. Изредка он выныривал из этих хлопот. Обычно такое случалось ради встречи с армейскими приятелями. Высунется, выпьет стопочку, другую, третью… Потом ещё «на посошок» – и обратно в работу. Совершенно непонятно, как он защитил кандидатскую диссертацию. На неё же надо ухлопать пропасть времени. А ещё до защиты у него случились изменения в семейной конструкции. В переломный год он развёлся со своей Клавой, а через короткое время женился по второму разу. Оказалось, что Вадик принимал в его делах непосредственное участие и поэтому был в курсе. Он на свой лад поведал о случившемся: