– Нет, – приказал Хоук. – Не смотри вниз.

Я не смогла остановиться.

Мне стало дурно. Земля была усеяна выгоревшими на солнце костями. Черепа оленей и более мелких животных. Кроликов? Были и длинные кости, слишком длинные для животных, и…

Резко втянув воздух, я отвела взгляд.

– Кости… – Я сглотнула. – Не все они кости животных?

– Не все.

Я опустила ладонь на обвивающую мою талию руку и вцепилась в нее.

– Это кости погибших Жаждущих?

Если они не кормятся, то чахнут, пока от них не остаются только кости.

– Некоторые из них.

По мне пробежала дрожь.

– Я же сказал не смотреть.

– Знаю.

Но я посмотрела.

И теперь не могла закрыть глаза. Красная листва блестела в заходящем солнце, словно множество листьев были заполнены крохотными лужицами крови. Ужасный и пугающе прекрасный вид.

Лошади замедлили шаг, и кобыла Эйррика попятилась, мотая головой, но он подстегнул ее. Мы вступили в лес, и мое сердце заколотилось, когда к нам простерлись ветви, а их гладкие листья тихо зашелестели, словно приманивая нас.

Температура упала, как только мы проехали под первым ветвями: солнце почти не проникало сквозь листву. Я посмотрела вверх, и по моей коже побежали мурашки. Некоторые ветки опускались так низко, что можно было дотянуться до листьев, напоминающих кленовые. Правда, я не стала этого делать.

Мы молча выстроились в ряд по двое, бок о бок, и двинулись по утоптанной тропе. Все держались настороже. Поскольку под копытами ничего не хрустело, я осмелилась посмотреть вниз.

– Листьев нет, – сказала я.

– Что? – тихо спросил Хоук, наклонившись ко мне.

Я окинула быстрым взглядом темную почву под деревьями.

– На земле нет листьев. Только трава. Как такое возможно?

– Это неестественное место, – ответил Филиппс.

– И это еще мягко сказано, – добавил Эйррик, озираясь.

Хоук откинулся назад.

– Скоро нам придется сделать привал. Лошадям нужен отдых.

Грудь сдавило, и я крепче вцепилась в его руку. Я сознавала, что мои ногти впились в его кожу, но не могла отпустить.

Я прерывисто выдохнула и увидела облачко пара, вырвавшееся изо рта.

Мы ехали еще час. Хоук подал сигнал, только когда сквозь деревья стали пробиваться серебристые проблески лунного света. Лошади замедлились до быстрого шага и наконец остановились, тяжело дыша.

– Похоже, это лучшее место для лагеря.

У меня возникло странное желание захихикать, хотя ничего забавного в том, что мы собирались делать, не было.

Мы собирались провести ночь здесь, в Кровавом лесу, где бродят Жаждущие.

Я никогда в жизни так не мерзла.

Холод, идущий от земли, просачивался сквозь походную постель, а тяжелое шерстяное одеяло ничего не могло поделать с ледяным воздухом. Пальцы в перчатках казались ледышками, и дрожь ничуть не помогала согреться.

В Кровавом лесу градусов на двадцать холоднее, чем за его пределами. Если бы на равнинах пошел дождь, здесь он обернулся бы снегом.

Последние минут двадцать я изо всех сил старалась уснуть – в бессознательном состоянии я не буду волноваться о том, как бы не превратиться в глыбу льда. Но при каждом шорохе травы и порыве ветра моя рука тянулась к кинжалу, спрятанному под сумкой, что служила подушкой. Холод, страх перед свободно разгуливающими крысищами и угроза нападения Жаждущих не давали сомкнуть глаз. Не знаю, как можно спать в таких условиях. Во время торопливого тихого ужина мне с трудом удалось что-то съесть.

Четверо гвардейцев спали. Еще четверо караулили в нескольких ярдах от нас, по углам лагеря. Хоук поговорил с одним из них и направился ко мне. Тут же захотелось притвориться, будто я сплю, но я знала, что он распознает обман.

Хоук опустился передо мной на колени.

– Тебе холодно.

– Я в порядке, – пробормотала я, стуча зубами.

Через мгновение его пальцы без перчатки коснулись моей щеки. Я напряглась.

– Поправка. Ты замерзла.

– Я согреюсь. – Я на это надеялась. – В конце концов.

Он опустил руку между коленей.

– Поппи, ты не привыкла к такому холоду.

– А ты?

– Ты понятия не имеешь, к чему я привык.

Это правда. Я уставилась на темные очертания его кисти – пальцы невероятно длинные и изящные для таких грубых, мозолистых рук. Такие пальцы больше подошли бы художнику, а не гвардейцу и убийце.

Хоук встал, и на миг мне показалось, что он отойдет к гвардейцам, стоящим на карауле, но нет.

Как можно плотнее кутаясь в грубое одеяло, я наблюдала, как он разворачивает одеяло из своей сумки и бросает сумку на землю. Ни слова не говоря, он перешагнул через меня, словно я была всего лишь бревном.

Не успела я сделать очередной вдох, как Хоук лег рядом со мной.

Я повернула голову к нему.

– Что ты делаешь?

– Стараюсь, чтобы ты не замерзла до смерти. – Он развернул тяжелое меховое одеяло и кинул себе на ноги. – Если замерзнешь, то я очень плохой телохранитель.

– Я не собираюсь замерзать до смерти.

Мое сердце лихорадочно заколотилось. Хоук был так близко, что если бы я перевернулась на спину, то коснулась бы его плечом.

– Ты дрожишь так, что привлечешь всех Жаждущих в радиусе пяти миль.

Он перевернулся на бок, лицом к моей спине.

– Ты не можешь спать рядом со мной, – прошипела я.

– Нет.

Взяв край одеяла, он накинул его на меня.

На несколько драгоценных мгновений меня ошеломил вес его руки на моей талии.

– Тогда как ты это называешь?

– Я сплю с тобой.

Я широко распахнула глаза.

– А есть разница?

– Огромная.

Его теплое дыхание коснулось моей щеки, отчего пульс сначала замедлился, а потом участился.

Я уставилась в темноту, каждой клеточкой тела сосредоточившись на тяжести обнимающей меня руки.

– Хоук, ты не можешь со мной спать.

– Я не могу позволить тебе замерзнуть и заболеть. Разводить костер слишком опасно, и если только ты не предпочитаешь, чтобы я позвал кого-нибудь другого спать с тобой, иных вариантов нет.

– Я не хочу, чтобы со мной спал кто-нибудь другой.

– Я так и знал. – Его тон был одновременно поддразнивающим и самодовольным.