Теперь у Вайан такой вид, будто она не просто упадет вобморок, но откинет копыта на месте. Я чувствую себя самой отвратительноймерзавкой в истории человечества, запудривая мозги бедной женщине, которая ктому же явно не понимает, что у меня не больше шансов забрать деньги с ее счетав банке, чем лишить ее индонезийского гражданства. Но откуда ей знать, что ямогу, а что — нет? Я же сделала так, что деньги как по волшебству появились наее банковском счету, не так ли? Так почему бы мне теперь так же волшебно их неотнять?

— Милая, — лопочет она, — поверь, я найдуземлю сейчас же, не волнуйся, я найду землю очень быстро. Прошу тебя, неволнуйся… обещаю, через три дня все будет улажено.

— Ты должна это сделать, Вайан, — серьезно говорюя и на этот раз не притворяюсь.

Она действительно должна. Ее детям нужен дом. Ее вот-вотвышвырнут на улицу. Сейчас не время для махинаций.

— Я еду к Фелипе, — говорю я. — Позвони,когда купишь землю. И я ухожу из дома подруги, чувствуя, что она смотрит мневслед, но не оборачиваясь и не глядя на нее. И по дороге домой все времяповторяю вот такую странную молитву «Прошу Тебя, Господи, сделай так, чтобы этооказалось правдой, что Вайан действительно пыталась меня обмануть». Потому что,если это был не обман и ей действительно не удается найти место для жилья, дажеза восемнадцать тысяч долларов, нас ждут серьезные неприятности, и я понятия неимею, удастся ли Вайан когда-либо вырваться из нищеты. Но если она обманываламеня, то это в некоторой степени лучик надежды. Это значит, что у нее естьхватка, что она способна выжить в нашем лживом мире. Я возвращаюсь к Фелипе.Чувствую себя просто отвратительно.

— Если бы Вайан только знала, какие коварные интриги яплела за ее спиной!

— Но эти интриги ради счастья и успешного завершениядела, — договаривает Фелипе за меня.

Через четыре часа — каких-то жалких четыре часа! — вдоме Фелипе звонит телефон. Вайан. Запыхавшаяся. Она хочет сообщить мне, что делозакончено: она только что купила два аро земли у фермера (чья «жена» неожиданнооказалась совсем не против разбить участок). Оказывается, не было никакойнеобходимости видеть магические сны, привлекать к делу священника, измерятьстепень злобности демонов… Вайан даже успела получить бумагу, подтверждающуюсобственность на землю, и сейчас держит ее в руках! И она нотариально заверена!Она также уверяет меня, что уже заказала строительные материалы, и рабочиеначнут работу в начале следующей неделе, еще до моего отъезда. Я собственнымиглазами смогу убедиться, что дом строится. Она надеется, что я не держу на неезла. И говорит, что любит меня больше, чем саму себя, больше, чем свою жизнь,больше, чем весь мир.

Я отвечаю, что тоже ее люблю. И что ждусь не дождусь, когдав один прекрасный день можно будет приехать в гости в ее красивый новый дом. Аеще мне нужна копия документа на землю.

Стоит мне повесить трубку — как Фелипе говорит:

— Молодец.

Не знаю, относится это ко мне или к Вайан, но Фелипеоткрывает бутылку вина, и мы поднимаем бокалы за нашу дорогую подругу Вайан,владелицу участка земли на Бали.

А потом Фелипе говорит:

— Может, теперь поедем отдохнуть?

Mы едем в отпуск на маленький остров Джили-Мено рядом сЛомбоком, следующим островом огромного, растянувшегося в длину индонезийскогоархипелага к востоку от Бали. Мне приходилось бывать на Джили-Мено, и я хотелапоказать остров Фелипе, который раньше там не бывал.

Для меня Джили-Мено — одно из самых важных мест на планете.Я впервые побывала здесь два года назад, во время первого путешествия на Балипо заданию журнала, когда мне поручили написать статью о йога-семинарах.Закончился наш двухнедельный йога-тур, после которого я чувствовала себяневероятно отдохнувшей, но я решила остаться в Индонезии подольше — раз уж менязабросило так далеко в Азию. Мне хотелось найти какое-нибудь очень уединенноеместечко и десять дней прожить в абсолютном одиночестве и тишине.

Четыре года, прошедшие после того, как я поняла, что мойбрак разваливается, и до того дня, когда я наконец получила развод и сталасвободной, были хроникой нечеловеческой боли. И мой приезд на этот маленькийостров в полном одиночестве совпал с самым жутким периодом того темного времени.То было самое дно боли, самая ее сердцевина. Мой несчастный разум превратился вполе боя для враждебных демонов. И вот, решив провести десять дней одна, втишине в дикой глуши, я обратилась к своим противоречивым, спутанным чувствам:«Нам всем придется пожить здесь вместе, в одиночестве. И мы должны научитьсяладить, иначе все рано или поздно погибнут».

Со стороны может показаться, что я действовала твердо иуверенно, однако должна признать, что никогда в жизни мне не было так страшно,как тогда, когда лодка везла меня на тихий остров. Я не взяла даже книг —ничего, что могло бы меня отвлечь. Лишь я и мое сознание — лицом к лицу вчистом поле. Помню, ноги у меня дрожали от страха. Я вспомнила одну из любимыхфраз моей гуру: «Страх — да кого он может испугать?» — и отправилась впутешествие одна.

Я сняла маленькую хижину на пляже за пару долларов в день,закрыла рот на замок и поклялась не открывать его, пока что-то внутри меня неизменится. Остров Джили-Мено стал местом, где состоялось мое главное слушание,открывшее правду и примирившее все стороны. Одно было ясно сразу я выбралаправильное место. Крошечный остров, идеальная чистота, песок, голубой океан,пальмы. Остров представляет собой идеальной формы круг, рассеченныйодной-единственной дорогой; обойти его по периметру можно примерно за час. Онрасположен почти ровно на экваторе, поэтому суточные циклы здесь неизменны.Солнце восходит примерно в полседьмого утра с одной стороны острова и заходит вполседьмого вечера с другой — и так каждый день, весь год. На Джили-Мено живутнемногочисленные мусульманские рыбацкие семьи. Здесь нет ни одного уголка,откуда не было бы слышно океан. Машин и мотоциклов нет. Электричество подаетсяот генератора и включается всего на пару часов после наступления темноты. Этосамое тихое место, где мне приходилось бывать.

Каждое утро на рассвете я обходила остров по периметру и тоже самое делала на закате. А остальное время просто сидела и наблюдала.Наблюдала за своими мыслями, эмоциями, за рыбаками. Мудрецы йоги говорят, чтовся боль человеческой жизни происходит от слов, но и вся радость тоже. Мыпридумываем слова, чтобы выразить наши переживания, и эти слова провоцируют теили иные чувства, дергая нас за собой, как собаку на поводке. Мы усваиваем темантры, что повторяем про себя (я неудачница… у меня никого нет… я неудачница…у меня никого нет…), и становимся живым их воплощением. Но ненадолго переставговорить, мы пытаемся освободиться от власти слов, прекратить задыхаться под ихтяжестью, сбросить груз наших собственных удушающих мантр.

Потребовалось время, чтобы в моей голове наступила полнаятишина. Даже закрыв рот, я обнаружила, что слова гудят в голове. Органы имышцы, отвечающие за речь — мозг, горло, грудь, задняя часть шеи, —сохраняли остаточную вибрацию еще долго после того, как я прекратила говорить.Слова мелькали в голове искусственным эхом, как звуки и крики бесконечноотскакивают от стен закрытого бассейна, хотя детсадовская группа давно ужеушла. Чтобы шумовая пульсация затихла и мелькание прекратилось, понадобилось наудивление долгое время, — наверное, около трех дней.