– Что случилось? – спросил Корнуоллис, шагнув ей навстречу.

Айседора оставалась у двери, сохраняя дистанцию между ними. Надо было вести себя крайне сдержанно, не теряя самообладания.

– События сегодняшнего утра привели меня к мысли о том, что мне известен третий клиент, посетивший Мод Ламонт в тот вечер, когда ее убили, – спокойно начала она. – В газете написали, что в ежедневнике медиума его обозначили в виде загадочного рисунка, похожего на маленькую букву «f», накрытую дугой.

Теперь все пути к отступлению были отрезаны. Теперь ей придется идти до конца. Что Джон может подумать о ней? Что она вероломна? Вероятно, для него это самый страшный человеческий грех. Нельзя предавать своих близких, как бы ни сложились обстоятельства. Женщина пристально посмотрела на капитана, но не смогла понять, о чем он думает.

Он же взглянул на кресло, словно намереваясь предложить ей присесть, но, внезапно передумав, спросил:

– Так что же случилось?

– Полиция напечатала в газете заявление, что Мод Ламонт узнала личность того человека, – ответила Айседора. – Что она шантажировала его и что в ее доме остались важные бумаги. А еще появились новые сведения, полученные мистером Питтом от преподобного Фрэнсиса Рэя. – Ее голос невольно дрогнул при упоминании имени несчастного Рэя, и рвущийся наружу гнев, несмотря на все ее отчаянные усилия сдержаться, засверкал в ее глазах. – Теперь установить его личность будет просто.

– Верно, – согласился Корнуоллис, задумчиво нахмурившись, – суперинтендант Уэтрон сообщил об этом в прессу.

Миссис Андерхилл глубоко вздохнула. Как бы ей хотелось успокоить трепещущее от волнения сердце и унять головокружение – этот естественный отклик организма на то, что она решилась сделать!

– Прочитав это заявление за завтраком, мой муж вдруг совершенно побелел, – продолжила она. – А потом встал и, отменив назначенные на утро встречи, ушел из дома…

В таком изложении история звучала абсурдно, точно Айседоре самой хотелось верить, что Реджинальд в чем-то виновен. Она не могла ничего доказать – лишь высказать свои предположения. Ни одна жена, любящая своего мужа, никогда не пришла бы к такому выводу. Корнуоллис наверняка поймет это и… станет презирать ее! Мог ли он подумать, что она пытается найти предлог для ухода от Реджинальда?.. Ужасное положение! Надо дать ему понять, что она действительно уверена в этом и что лишь постепенно и неохотно пришла к такому заключению.

– Он болен! – порывисто добавила женщина.

– Сожалею, – тихо произнес капитан.

Он выглядел совершенно смущенным, не зная, уместно ли выразить ей более глубокое сочувствие.

– Он боится, что умирает, – поспешно продолжила миссис Андерхилл. – Более того, смертельно боится. Полагаю, мне давно следовало бы догадаться. – Теперь ее речь уже неслась неудержимым потоком, слова срывались с губ, сливаясь друг с другом. – Все симптомы проявлялись очень явно. Если б я только могла распознать их! Но мне так и не удалось это. Он так вдохновенно читал проповеди… иногда… с такой убедительной силой… – Она говорила искренне – по крайней мере, так ей помнилось, – однако ее голос неожиданно дрогнул. – Но на самом деле он не верит в Бога. Теперь, когда вера могла бы стать для него столь важной, он усомнился в том, что его ждет в мире ином. Именно поэтому он отправился к медиуму – хотел попытаться связаться с духом покойного человека, любого покойника, просто хотел узнать, что загробная жизнь действительно существует.

Теперь Джон выглядел ошеломленным. Айседора поняла это по выражению его лица, застывшему взгляду, очертаниям губ. Он не представлял, что ответить ей. Что лишило его дара речи – жалость или отвращение?

Сама она испытывала такие же смешанные чувства из-за того, что Реджинальд был ее мужем. Как бы далеки они ни были друг от друга в мыслях или привязанностях, их по-прежнему связывали долгие годы семейной жизни. Возможно, если б она больше любила мужа, то смогла бы помочь ему? Вероятно, глубина любви, которой жаждала ее душа, совершенно не касалась епископа, но и общечеловеческая доброжелательность могла бы выстроить мостик через разделяющую их пропасть, чтобы протянуть ему руку помощи!

Однако теперь было слишком поздно.

– Разумеется, когда мисс Ламонт узнала его, у нее появился повод для шантажа, – еле слышно произнесла женщина, чувствуя, как вспыхнули ее щеки. – Епископ англиканской церкви ходит на спиритические сеансы, ища доказательства жизни после смерти! Она могла выставить его на посмешище. Могла погубить его жизнь…

Произнося последние слова, миссис Андерхилл вдруг осознала, насколько они верны. Мог ли ее супруг решиться на убийство ради спасения репутации? Поначалу она ничуть не сомневалась, что это невозможно… но права ли она? Если б его репутация погибла, что осталось бы у него в жизни? Насколько серьезно болезнь и страх смерти повредили его способность здраво мыслить? Страх способен извратить практически все, и только любовь могла бы победить его… но любил ли Реджинальд хоть что-то с подлинной силой?

– Мне очень жаль, – произнес Корнуоллис срывающимся голосом. – Мне… мне хотелось бы, чтобы я смог… – Он умолк, беспомощно взирая на посетительницу и не зная, куда деть руки.

– Разве вы не собираетесь… что-то предпринять? – спросила она. – Если он найдет это свидетельство, то уничтожит его. Именно ради этого он поехал туда.

Помощник комиссара полиции покачал головой.

– Нет никакого свидетельства, – тихо ответил он. – Мы намеренно позволили этому сообщению появиться в газете, надеясь, что «Картуш» выдаст себя.

Айседора потрясенно охнула. Реджинальд неизбежно выдал себя. Теперь его могут уличить. Полиция будет поджидать его там. Но именно из-за этого она решилась прийти сюда – так и должно быть. Она не могла даже представить, что, выслушав ее, Корнуоллис ничего не сделает, однако сейчас, когда именно так и случилось, осознала всю важность его бездействия. Оно означало конец карьеры ее мужа – позор и бесчестье. Раз в дело вмешается полиция, ему не удастся сослаться на недомогание. Возможно, его даже обвинят в чем-то… в препятствии следствию или в сокрытии улик. Об обвинении в убийстве женщина и вовсе отказывалась думать, хотя эта мысль билась в глубине ее сознания.

Неожиданно, как в тумане, она увидела перед собой лицо Корнуоллиса: он обхватил ее за плечи и крепко держал, словно она покачнулась и могла упасть.

– Прошу… – настойчиво произнес он. – Прошу вас… присядьте. Позвольте мне послать за чаем… или за чем-нибудь более ободряющим. Бренди?

Поддерживая Айседору, он подвел ее к креслу, и женщина опустилась на сиденье.

– Тот рисунок, – сказала она, немного приходя в себя, – это не буква «f», а епископский посох под холмом. Все становится ясно, если знать, кто скрывается за ним. Нет, благодарю, не нужно бренди. Вполне достаточно чая.

* * *

Питт понимал, что если он отправится на Саутгемптон-роу один, то его свидетельство не сочтут убедительным – как в отношении установления личности «Картуша», так и в плане его причастности к смерти Мод Ламонт. Телман уехал в Девон, а больше на Боу-стрит Томас не мог никому довериться, даже допустив, что Уэтрон назначит ему кого-то в помощь, что казалось невероятным без некоторых объяснений с его стороны. И разумеется, он не мог ничего объяснить Уэтрону, не зная, насколько тот сам причастен к этому делу.