согласия. – У меня другой мужчина, которому ты в подметки не годишься, жалкое ничтожество.

– Стало быть, ты любишь и любима?

– Стало быть.

– Ты была мне прекрасной женой, – сказал напоследок Вадим. – Спасибо тебе за это. Ты права, не стоит возвращать на круги своя то, что ушло. Я желаю тебе огромного счастья, ты его достойна. Вспоминай меня иногда. Проклинай, но все же помни.

Юля сделала страдальческий жест рукой, мол, уходи. В пересушенном, охрипшем от внутреннего крика горле Вадима застыло Юлино имя. Он так и сглотнул его, не произнёс.

Иногда прошлое должно оставаться прошлым, подумал Вадим, бредя жалким заплетающимся шагом от дома Юли. Он многое потерял, потерял дорогое и важное. Все, чего Вадим лишился по собственной вине, вернулось к нему в другой форме. Вот так жёстко и беспощадно потери заставили его измениться.

Чертово солнце, чертово море, чертово сердце. Саша прав, негоже человеку познавать добро и зло, негоже анализировать свои и чужие поступки. Так можно сойти с ума. Так ежедневно и сходят с ума глупые люди. Сам Вадим вот-вот слетит с катушек.

Зачем он пришёл сейчас к Юле теребить свои раны? Зачем он вообще прилетел сюда, в этот тёплый солнечный край из хмурой заасфальтированной Москвы? Зачем он послушал дядю Геру и не похоронил своё сердце за семью печатями? Ведь так легко жить, не имея сердца, будучи не добрым и не злым. Человек не может оставаться лояльным, сказал Вадиму дядя Гера. Воистину в этом проклятие рода людского.

Вадим вдохнул полной грудью и ускорил шаг.

– Вадим, за вами не угнаться. Вы спортсмен? – Вадим остановился, смутно припоминая, где мог услышать этот бархатный насмешливый голос.

– Что вам нужно? – Вадим узнал Виктора, Юлиного любимого мужчину, лучшего (и единственного в жизни, насколько Вадим помнил) друга Саши.

– Я подслушал ваш с Юленькой разговор. Какой вы, однако, любитель мелодрам.

– Что ж, вы видите вам не в чем упрекнуть свою возлюбленную.

– Ну, я бы так не сказал.

– Юлия целиком и полностью вам верна.

– Да, это верно. Как мила и нежна дорогая Юленька. Но прелесть, а не девочка, верно? Только беда в том, что Юленька – не наша с тобой возлюбленная, Вадик. Трагично, конечно. Но тут ничего не порешаешь. Твою кровь по сей день кипятит другая женщина. Та, что стала твоим незабвенным грехом.

– По-моему, в прошлый раз вы ясно дали понять, что состоите с Юлей в любовных отношениях. Она это подтвердила сейчас. Если это не так, то оставьте ее и не мучайте, – Вадим решил игнорировать фамильярный переход Виктора на "ты" и не уподобляться ему.

– Я просто сплю с ней, когда у меня есть настроение. Разумеется, я не женюсь на ней.

– Что вы хотите от меня? Ваши отношения с Юлей, какими бы они ни были, больше не моя забота.

– Меня попросили кое-что тебе передать. Держи.

Виктор протянул Вадиму записку. Он прочитал ее и похолодел. Нервный закруглённый почерк, сообщал ему следующее:

"Я навсегда покидаю эти места, дорогой. Приходи на дикий пляж, я хочу посмотреть на тебя в последний раз. Мне нужна твоя помощь. Я буду ждать тебя хоть всю ночь. Но ведь ты же придёшь? Ты ведь не сможешь мне оказать? Моя жизнь зависит только от тебя."

Не может быть. Разве возможно, если Лидия…?…

– Кто вам это передал? – Вадим впился страшными глазами в весёлое лицо Виктора.

– Это привет от женщины с глазами цвета моря при свете полной луны.

– Выражайтесь яснее.

– Ты понял, – улыбнулся Виктор. – Куда ж ещё яснее?

– Она… она не могла передать эту записку. Она… Да объясните же внятно!

– Вадим, дружочек, мое дело только передать. Хочешь конкретики, следуй инструкции в послании. И знаешь, вернуться на круги своя, иногда очень интересно.

Вадим скомкал записку и сунул в карман брюк.

Ах, мамочка, ведь я люблю его,

Люблю его горящие глаза.

И не смотри так строго мне в лицо.

Подумаешь, что капает слеза.

Я, кажется, совсем его люблю,

Люблю в усмешке складку его губ.

И не говори, что я себя гублю.

Подумаешь, что он бывает груб.

Наверное, ведь все же я люблю?

Как не любить звук голоса его?

Не говори, что зря его терплю.

Подумаешь, что он тиран и сноб.

Нет, мамочка, его я не люблю,

Мне неприятен запах его рук.

Не говори мне, что себе я вру.

Подумаешь, не слышу сердца стук.

Глава 40

Легкий бриз оставлял рубцы на синей глади воды. Потом они разгладятся.

Разгладится и складки Вериной улыбки, которую эта хрупкая женщина дарила суровому большому мужчине, что был робок перед ней как ребёнок. Разгладятся и полосы на широком лбу дяди Геры, просто сегодня он размышляет как никогда много.

– Хорошо тут, конечно, базара нет, – дядя Гера виновато осекся. – Бесспорно, в смысле. Простите, Вера. Я человек не интеллигентный, к сожалению. Из простых, короче.

– Не извиняйтесь, – подбодрила Вера. – Будьте самим собой, вы так хороши. С вами легко и просто. Вадиму так повезло с другом, безумно за него рада.

– Я и ваш друг.

– Правда? Как здорово. Спасибо вам. В моей жизни до вас был только один настоящий друг – Арсений, сынок Вадима. Жаль, что вам не довелось его узнать. Арсений – особенный мальчик, отмеченный Богом.

– А муж вам не друг?

Вера демонстративно нахмурила брови. Ее раздражало, что дядя Гера так и норовит залезть к ней в семью. Его правда обжигала, и это были болезненные ожоги.

– Муж – это другое. Мы с вами уже говорили на эту тему, – Вера отвернулась от дяди Геры к морю.

– Рассердились? – Дядя Гера виновато с ней поравнялся. – Простите меня, я давал слово не говорить о вашем муже и опять за своё. Просто вы томитесь тут с ним. Редко улыбаетесь, глазки потухшие. Негоже молодой красавице так чахнуть.

– Я никогда не была слишком улыбчивой. И никогда не стремилась нравиться всем.

– Я не хотел обижать. Как лучше хотел. Вера, не сердитесь Бога ради.

– Хорошо. Во сколько вы с Вадимом вылетаете?

– В 4:45 утра.

– Разве вы успеете собраться? Сейчас девять вечера, скоро и спать ложиться.

– А чего мне собираться? Я приехал с одним рюкзаком. Вы это… отделаться от меня сейчас хотите?