он понял, что смотрит на памятник. Вадим скосил глаза и увидел сидящего ангела с лицом Арсения. Надо же, Юля с Алёной Михайловной видно разорились, поставив Арсению такой монумент. Вадим зашёл за ограду и тяжело опустился на скамью. Он ощутил своё бренное тело, что клонило Вадима к земле.

Павел смотрел с памятника весело и игриво, никогда он так не смотрел при жизни. Задумчивый и всегда несколько мрачный Павел, даже если не было на то причин… Арсений был похож на него в этом плане.

Вот он, брат, заменивший Вадиму отца и мать.

А вот сын, за которым Вадим не уследил.

Столько нужно было им сказать, но предатель-язык прилип к нёбу, мысли в голове тоже трусливо попрятались. Зачем он пришёл? Посидеть и помолчать?

– Молчание, порой, может сказать лучше любых слов, – услышал Вадим голос отца Андрея.

Он обернулся, чтобы найти священника, но это был голос в его голове.

Может быть, Юля неожиданно придёт сюда, как это бывает в книгах или в кино? Нет, лучше не надо. Он хотел поговорить с ней наедине.

Вадим поклонился отцу, Павлу и Арсению до самой земли и почувствовал, как стал сильнее.

Он отошёл от могил и набрал номер телефона жены.

– Алло, – голос Юли какой-то продрогший и слабый. Либо же это телефонные помехи.

– Юля, – Вадим откашлялся. – Где я могу тебя найти? Пожалуйста, не отказывайся от встречи. Я не отниму у тебя и часа.

– Хорошо, приходи ко мне домой, – она назвала адрес.

– Что-нибудь купить?

– Вина. Только не у мамы.

При виде друг друга Вадим и Юлия застыли на месте. Лица друг друга казались им знакомыми и незнакомыми одновременно.

Юля будто бы не поменялась. Такая же худенькая, миниатюрная (в ней всего сто пятьдесят восемь сантиметров), светловолосая. Совсем девочка, если б не скорбные тени под глазами от пролитых слез.

Юля отметила, что Вадим повзрослел, у него появилась седина. Каким же красивым и полным сил он был до их свадьбы. Они выглядели, тогда как Барби и Кен. Что же жизнь сделала с ними?

Они все молчали, не в силах даже поздороваться.

– Саша заставил тебя приехать, – уголки губ Юли нервно дрогнули. Это теперь она так улыбалась.

– Это совпадение на самом деле. Я все равно приехал бы для того, чтоб поклониться до земли папе, Павлу, Арсению.

И тебе, хотелось дополнить Вадиму, но он суеверно побоялся поставить Юлю в один ряд с умершими. Вместо этого он сказал:

– И попросить у тебя прощения.

– За то, что не любил? – Опять нервный тик в районе губ. Глаза были абсолютно сухими.

– Любил же. Разве не помнишь?

– Помню. Только разлюбил больно быстро. Открой, пожалуйста, вино. Разве можно нам разговаривать на трезвую голову?

Вадим разлил вино в предложенные Юлей бокалы и ждал, когда она произнесёт тост. Сам он придумать его был не в состоянии. За что им сейчас пить? За встречу? Разве они добрые друзья? За упокой души сына, не чокаясь? За их неудавшийся брак? За светлое будущее?

– Просто поразительно, – сказала Юля. Уголок губ нервно дёрнулся. – Ты взял и так просто уехал. Так просто оставил меня подыхать от безысходности. А теперь так же легко и просто взял и приехал обратно. Я завидую тебе. Завидую твоей легкости и безмятежности.

– Что ты такое говоришь?

– Ты печёшься только о себе. На меня тебе наплевать, на твоих родственников – наплевать, на нашего сына – тоже было наплевать. Он и погиб из-за того, что ты за ним не досмотрел. Ты кого-то в целом свете любишь? Павла, своего брата, да любил. И эту Лидию, его невесту. Ты ведь любил ее, да?

– Господи! Я не любил ее. – Вадим схватился за голову.

– Ты опять врешь. Все время врешь. Когда ты перестанешь врать?

– Юль, ну перестань. Зачем сейчас придумывать и вспоминать былое? Я приехал, чтобы мы перестали быть врагами.

– Говорю же, у тебя все так просто, – уголок Юлиных губ опять нервно дёрнулся.

– Нет, у меня тоже все непросто. Я страдал и раскаялся в полной мере. Я осознал свои ошибки, и они жгут меня калёным железом. Если б ты простила меня, позволила бы помогать тебе, это облегчило мою ношу. Я знаю, что не имею права требовать твоего милосердия. И да, ты права, гибель Арсения на моей совести. Я просто хочу, чтоб ты знала, что я любил тебя, и мне очень стыдно и горько. Крест вины перед Арсением и перед тобой навсегда со мной, и я готов его понести.

– Я не верю ни единому твоему слову.

– Хорошо, ты вправе мне не верить. И вправе прогнать меня, если хочешь. Я пришёл чтоб попросить прощения. Я был подонком и сильно в этом раскаиваюсь. Прости меня я…

– Что мне до твоего "прости" и твоего раскаяния? Так вот знай, что ты пришёл сюда для того, чтоб я сказала тебе, что ненавижу тебя и ни за что не прощу. Меня злит, что ты на это надеялся. Я желаю, чтоб ты сдох. Мне тесно с тобой на одной земле.

Вадим сделал жалкую попытку назвать ее по имени, но не смог.

– Чего ты стоишь? Убирайся, – нервный тик заплясал на Юлином лице.

Она живет и питается ненавистью. У неё недостаёт сил простить. Когда-то он сам был таким.

– Убирайся или я тебя ударю, – прошипела Юля, глядя на Вадима страшным взглядом.

Вадим повернулся к ней щекой и стал ждать. Маленькая ладонь Юли со свистом соприкоснулась с лицом Вадима. Он вспомнил как эта же рука гладила его щеку перед сном, и не почувствовал боли. Юля ударяла ещё и ещё, била Вадима по ушам, глазам, носу, волосам, хлестала за свои поруганные доверие и любовь.

Ее удары были для Вадима поцелуями. Повинуясь странному новому для себя порыву, он поймал худую слабую руку бывшей жены и приложил к губам.

Юля вырвала руку, отвернулась и дала волю слезам. Это испугало ее, она-то думала, что уже выплакала все свои слёзы.

Вадим обошёл ее стан кругом, дал ей выплакаться, потом усадил на стул. Он опустился перед ней на колени.

– А теперь сможешь простить?

– Никогда, – ответила Юля, но голова ее непокорно кивала в знак