Но правда еще и в том, что он хочет, чтобы и у Совенка, у его маленького брата, тоже был отец. Тот, который будет говорить с ним о боге и звездах, о кораблях и девушках, которым мальчик станет гордиться.

С тех пор как Рамман вернулся в Янамари и забрал брата из «Жасминовой долины», он только и делал, что взвешивал «за» и «против». И на одной чаше мысленных весов — Мирари и Сина, дочери графа Эска, девочки, которые никому не нужны, а на другой — будущее Совенка.

Светало. Утро пришло в Янамари-Тай, а ночь отступила.

— Ты не заслужил его любви, Аластар Эск, но Идгард заслуживает твоей, как никто иной, — сказал молодой человек и решительно отправился в детскую.

Яркое солнце, заливавшее опочивальню светом, с огромным трудом разбудило леди Янамари. Она открыла глаза и не поверила им. На другой стороне кровати лицом к ней на боку лежал Аластар, а рядом с ним свернулся клубочком Идгард.

— Как ты могла, Джойана Алэйя? О чем ты только думала? — молвил диллайнский князь, прижимая к себе лохматую головенку мальчика.

— Он сам пришел?

— Да. И сказал: «Здравствуй, папа», — тихо прорычал Аластар. — Он так похож на меня в детстве. А ты… ты совершенно сумасшедшая. Через пару лет достаточно будет бросить на Идгарда один лишь взгляд, чтобы понять, чей он сын.

Джона демонстративно зевнула. Есть ли смысл спорить с обвинителем, если он уже вынес приговор?

— Они убьют его.

Они — это эсмонды.

— Теперь — нет, — отрезала шуриа. — Или ты не рад, что хотя бы один из троих заранее отданных на откуп Эсмонд-Кругу мальчиков не превратится в твоего врага?

— Откуда ты знаешь?

— Подслушала во время разбирательств в Эсмонд-Круге. Тив Херевард сам сказал, — честно призналась женщина. — Семнадцать лет назад.

— Ну, радуйся, ты отомстила. Эсмонды придут в ярость, будет скандал, и я не знаю, чем он закончится для всех нас.

Аластар знал, только заранее пугать не хотел.

— Я радуюсь. А ты? — Джона кивнула на спящего малыша.

Изогнула бедро и лежа подбоченилась, как базарная торговка. Мол, я в своем праве.

— Я — шуриа, я сама выбираю отца своему ребенку.

— А если я его заберу?

Пустые угрозы. Бесстыжая негодяйка только хмыкнула:

— Не заберешь! Начнем с того, что ты не захочешь, чтобы наш веселый Совенок вырос таким же несчастным, как твои дочери…

— Хватит! — вспыхнул огнем Дилах мужчина. — Как всегда! Ты за всех все решила, а я теперь буду спасать твой хвост.

«Опять эти «хвосты»! Они что, все сговорились?»

— Хвост? Ах ты!

— Тиш-ше. Разбудишь…

И столько тщательно сокрытой нежности было в голосе диллайн, что шуриа сменила гнев на милость.

Джона придвинулась ближе, хитрой кошкой потерлась о запястье возлюбленного.

— Оставайся еще на несколько дней. Познакомишься с Идгардом. Вдруг тебе понравится быть хорошим отцом?

И он остался. На целых десять дней. Ровно на день больше, чем хотелось бы леди Янамари.

С холмов дул теплый ветер, аппетитно пахнущий молодыми травами, он шевелил завитые локоны Джоны, раздувал ее тончайшее домашнее платье, поспешно надетое на коротенькую рубашонку. Солнце золотило кожу женщины, и та почти что светилась изнутри. Аластар не сумел удержаться и при всех сжал ее в объятиях. Потеряв голову, по волосам плакать поздно.

«Если ты сейчас же не уберешься, Аластар Эск, я в тебя что-нибудь кину», — подумалось шуриа.

Триста лет властного характера и ничем не сдерживаемое желание командовать — это не совсем то, в чем настоятельно нуждались обитатели Янамари-Тай. Только чудом Джона умудрилась сдержать наклонности любовника, решившего, что общий ребенок — это повод. Поэтому и вздохнула с нескрываемым облегчением, когда экипаж Аластара укатил по сиреневой аллее.

Пусть едет в Санниву, пусть займется делом. Пусть ему повезет с архивом Гарби, чтобы Эск мог начать тайную войну с Эсмонд-Кругом.

Джона сладко зевнула, деликатно прикрывшись ладошкой. И, взяв под руку старшего сына, побрела без всякой цели в сад.

— Мне кажется, он скоро вернется, — вздохнул Рамман.

Он и сам не знал, хочет теперь видеть Эска частым гостем в Янамари или нет.

— Не думаю. Аластару есть чем заняться.

— Новые интриги? — поморщился юноша.

Джона оскалилась весело и лениво, словно домашняя холеная кошка, объевшаяся жирных сливок.

— Почему нет? Теперь, когда наша жизнь, благодаря тебе, мой многомудрый сын, изменилась, без интриг обойтись будет сложно.

Она пользовалась любой возможностью, чтобы поддеть проштрафившегося Раммана.

— Желаешь присоединиться к графу?

— А можно?

— Нет! — отрезала Джойана. И рассмеялась. — А что? Вдруг это шанс? Рамман, а Рамман, ты хочешь свергнуть Императора?

— Мама! — взвыл юноша, доведенный материнскими насмешками за эти несколько дней до предела терпения. — Тебе сейчас вредно думать о переворотах.

Он не стал ничего объяснять. Взял материнскую руку и потряс ею в воздухе. Такую тонкую, такую нежную и совсем-совсем без привычного браслета.

— Давай договоримся сразу — ты больше не язвишь меня словесно, а я не сажусь сейчас верхом на Лоди и не догоняю твоего Эска, чтобы сообщить интересную новость.

Джона снова зевнула.

— Ладно, мой коварный сын. Твоя взяла.

Они стояли на вершине холма, с которого открывался вид на земли Янамари — зеленые, щедрые, населенные природными духами и душами шуриа. Смотреть и не насмотреться, дышать и не надышаться. Жить и…

— Я вернусь в дом, распоряжусь насчет жаток. Их должны доставить сегодня.

— Иди, милый, — вздохнула умиротворенно Джона.

И когда Рамман отошел на безопасное расстояние, не устояла и крикнула вслед:

— Ты все-таки подумай над моим предложением!

Янамари благоденствовало, лето обещало быть жарким, и новая жизнь под сердцем у шуриа была великолепным доказательством своей стойкой бесконечности.

Джойана подставила лицо под льющиеся с небес солнечные лучи, наслаждаясь неизбывным чудом, которое вовне и внутри, пребывая одновременно и в прошлом, и в настоящем, и даже в будущем.

Сегодня, в первый день новолуния Дилах, она зажжет родительскую свечу для пращура, для Эйккена, чтобы он не свернул со своей дороги к Оддэйну. Эрн Янэмарэйн — Прошлое. Дитя, которое она носила, станет Будущим. А Настоящее… Оно всегда с нами.

— Ты всегда со мной, сестра моя Грэйн.