— Сколько именно наличных вы берете? — спрашивала ее аккуратная женщина в форме.

— Не знаю, — сказала Лиза, взваливая мешок на весы. — Сколько здесь, по вашему?

— Бо-оже, — женщина склонилась над пакетом. — Вы что, банк ограбили?

— Банкомат, — ответила Лиза. — И не один.

— Так, ладно, давайте запишем примерно, — женщина в форме вынула охапку банкнот. Она подняла мешок и грохнула его на весы. Щелкнула парой клавиш на калькуляторе. — Здесь все сотенные, правильно? Тринадцать и восемь. Ба-атюшки. Миллион пятьсот пишите.

— Хорошо, — сказала Лиза, царапая в бумагах. — А сколько в евро получается?

— Одну минуту, — женщина поправила тонкие очки. — Это у вас багаж или ручная кладь?

— Ручная, — подал голос Максим. Еще не хватало, чтобы Лизка сдала пакет носильщикам.

— Стоп, — аккуратная женщина снова пощелкала калькулятором. — Тогда вам придется доплатить за вес.

— Возьмите из пакета, — сказала Лиза, не поднимая головы от бумаг. Женщина вынула из пакета охапку шуршащих купюр и снова глянула на весы.

— Погодите. А так вес в норме. Тогда не нужно доплачивать.

— Хорошо, — Лиза кивнула.

— Стоп, но тогда придется вернуть их назад, и снова будет тринадцать и восемь. Так?

— Возьмите их себе, — не выдержал Макс.

— Что?

— Возьмите эти деньги себе. Аккуратная женщина сделала большие глаза.

— Нет-нет-нет, вы что, нельзя, — зашептала она. — Это получится нехорошо, и кстати, здесь видеонаблюдение, вы же знаете.

— Ладно, — Максим протянул руку и взял охапку банкнот из ее пальцев. — Тогда я возьму. Женщина вздохнула с заметным облегчением.

— Готово, — сказала Лиза. Оставив последний росчерк, она положила бумаги на стойку.

— Прекрасно, — женщина в форме дважды хрустнула печатью и оборвала корешок. — Всё. Можете идти на контроль. Она улыбнулась и протянула им талоны.

— Куда ты потом? — спросила Лиза, когда они брели к таможенным будкам.

— Для начала — выпью, — Макс хлопнул себя по карману, в который сунул деньги. — И не бодяги пивной, а хорошего виски. Лиза улыбнулась, прикусив губу.

— Тогда я верю, что ты в порядке. Она встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Послюнила два пальца и стерла оставшееся жирное пятнышко.

— Молодые люди! — их нагнала женщина с конторки. — Вы с ума сошли? А ваша ручная кладь? Ее затуманенные очки съехали на кончик носа. Женщина тащила раздутый пакет, ухватив его за горловину двумя руками.

— Ой, — Лиза хихикнула, забирая неудобный мешок. — Извините. Чуть не улетела просто так.

— У вас что, совсем никакого уважения к деньгам? — женщина разрубила воздух ладонью.

— Никакого, — сказал Максим, обнимая Лизу за плечи. — Оставьте нас, пожалуйста. Они расстались под электронным расписанием. Макс наблюдал, сунув руки в карманы, как Лиза постояла в короткой очереди, сунула в окошко загран с еще действительной визой, и выбралась через турникет по другую сторону. Она ни разу не оглянулась, а Максим не стал ждать, пока объявят рейс. Он развернулся и побрел, нетвердо ступая по мягкому ковру. вышел сквозь автоматические двери, и ночь расстелилась перед ним от горизонта до горизонта: ровный асфальт, кромка соснового леса, смолистый запах аэродрома и маячки вышек, окурками тлевшие среди звезд. Только отныне Максим очень сомневался, что за этими горизонтами есть хоть что-нибудь. Он брел через огромную стоянку, и под его резиновыми подошвами хрустел крошащийся гравий. Макс вынул сигарету и прикусил сухими губами ее шершавый фильтр. Чирк! Синие звездочки растаяли в пустоте, оставив на его сетчатке лиловый след. Максим втянул носом запах магния и скривился. Чирк! Ему лез в голову этот древний сериал, где люди застряли в покинутом здании аэропорта посередине бесцветного пустого мира. И еда там не имела вкуса, и зажигалки не работали. Чирк-пф-ф! Огонь полыхнул ему в глаза, и Макс прикурил, стараясь не опалить ресницы. И они так же смотрели на горизонт, наблюдая, как мир вокруг сужается, и рушатся вышки, и странные шарообразные монстры поедают всё, оставляя голый вакуум. Теперь он сидел в «мерсе», провожая глазами крошечную точку, мерцавшую в небе среди россыпи неподвижных звёзд. Сигарета казалась абсолютно бессмысленной. И он знал, что виски тоже не будет иметь вкуса. Потому, что Лиза спаслась, улетела на самолете, как те люди. А Максим остался. И вокруг него теперь происходило всё то же, абсолютно то же самое, не считая монстров. Горизонт приближался, и за ним было черно. Граница мира подбиралась всё ближе, и за ней больше не было ничего, только космический холод, от предвкушения которого Макса уже сейчас тянуло стучать зубами. За все два года, за все последние часы — он не сказал Лизе ни слова. И лучше было так, чем оставить даже легкий намек. Потому что она была не при чем. Мир сужался вокруг Максима давно, лет с восемнадцати, и бегство в Москву лишь отсрочило этот день на пару лет. Даже не будь Лизы. Даже не будь ничего — этот момент всё равно настал бы, и теперь, когда он был рядом, бояться осталось нечего. Чем ближе подбирался горизонт, чем холодней ощущалась пустота, тем спокойней, уверенней и веселее становился Макс. Однажды всё равно пришлось бы спрыгнуть. Хорошо, что Лиза никогда этого не узнает.

17 апреля 2003 года

«Нет, этого к ней нельзя отправить», — думал Максим, распихивая по чужой квартире личные вещи так, будто они всегда находились тут, лежали на своих местах, упорядоченно, пускай слегка обыденно, зато чуть эмоционально. Макс обязан был вписать свой быт и себя в этот ветхий интерьер, и у него оставалось едва полчаса. Перед звонком неадекватного товарища Максим делал судорожные попытки навести в квартире порядок. Макс терпеть не мог неустроенность, и жилье Дмитрия казалась ему обителью неуловимого, подлого, всепроникающего хаоса, — дувшего в скрытые оконные щели, звонкой навязчивой капелью плескавшегося в унитазном бачке (господи, ванна стоит в кухне, туалет за фанерной перегородкой) и готового опрокинуть любую горизонтальную поверхность, стоило Максиму неверно к ней прикоснуться. Пришлось разобрать вещи, упакованные для отъезда. Макс так и не смог вымыть посуду — воду отключили с раннего утра. Он так и не успел вытереть пыль (нечем) и вымыть пол (без толку, линолеум изъеден порами как губка). И не разобрался, отчего кровать так своеобразно плывет, когда садишься на ее край. Максим хотел развесить одежду и застрял посреди комнаты, сжимая в руках пиджак. На вешалку его пристроить было нельзя — оба крючка уже разошлись под зонт и пальто. Макс набросил бы пиджак на спинку какого-нибудь стула, но стульев у Дмитрия не было — лишь тумбочка и одинокий табурет. Свои вещи Дима клал прямо на кровать, но это были его вещи, и Максим не собирался оставлять дорогой пиджак на волосатом синтетическом одеяле. Макс так и держал пиджак наизготовку, когда постучали в дверь. Это он. Черт, не стоило его приглашать. Совсем, абсолютно, ни хера не стоило.

— Здравствуйте, — сказал этот тип по телефону, и сразу объявил, не дожидаясь ответа. — Мне очень нужно изменить себя. Я говорю серьезно. Я не могу дальше жить так, как живу с определенного времени. «Бли-и-ин», — подумал Максим тогда. Ну где вы такие были раньше? И Лизку в Москву тащить не пришлось бы.