Свита шаньюя попятилась. Князья и приближенные шаньюя схватились за мечи и луки.

Модэ предостерегающе поднял руку и покачал головой.

- Довольно смертей. Ваша храбрость пригодится в другом месте. Вы, кажется, охотились? Продолжайте! Вепря принесете к шатру шаньюя.

Царевич сделал паузу и добавил: - К моему шатру.

Затем он знаком подозвал к себе преданного джуки-князя, и приказал:

- Живо скачи к войску! Возьми тысячу конников. Схватите мою мачеху, брата и восьмерых старейшин – ты знаешь, кого. К моему возвращению они должны быть мертвы!

Заметив колебание в глазах джуки-князя, Модэ добавил:

- Сочувствие большинства будет на нашей стороне. Действуй быстро, и ни перед чем не останавливайся.

Вечером Модэ созвал совет старейшин. На него не пришло восемь человек.

Шабиру приходилось нелегко. Он занимал достаточно высокое положение в свите шаньюя, но, тем не менее, оставался чужаком.

У него не было корней, своего рода, старейшины, представлявшего этот род. Хунну, которым ему приходилось приказывать, его явно недолюбливали.

Царевич просто не замечал Шабира, и это тоже приводило его в уныние.

Единственной настоящей радостью в его жизни была Сю-нян. Шабир воспринимал мир таким, какой он есть, и Сю-нян обожествлял в своей душе, как небо, солнце или звезды.

В один из дней двое молодых, знатных, заносчивых, как молодые петушки, приближенных шаньюя сцепились, не уступив друг другу дорогу в опасной близости от шатра Модэ.

Покинув шатер, шаньюй мгновенно прекратил потасовку. В таких случаях он бывал крут на расправу.

Наклонив голову, как змея, Модэ рассматривал провинившихся.

Князья стояли, потупившись, ни живые, ни мертвые от страха.

- Отметить их порезом. – Приказал шаньюй, и повернувшись к собравшимся, обвел их взглядом.

- Ты! - Указал он на Шабира.

Наказание нанесением небольшого пореза на лице практиковалось среди хунну, и знатная молодежь, бравирующая и самоуверенная, даже гордилась подобными отметинами. Но порез от согдийца? Пусть даже вознесенного самим шаньюем. Это было неслыханное унижение!

- Пусть порез нанесет джуки-князь. – Тихо сказал шаньюю пожилой воин из знатного рода данху.

- Молчать! – Ледяным голосом приказал ему Модэ, и сделал знак Шабиру. – Делай, что тебе велят!

Шабир приблизился к провинившимся, и взялся за рукоятку ножа. По взгляду молодых людей он понял, что этого оскорбления ему не простят.

Выхватив нож, Шабир легко провел острием по щеке сначала одного, потом другого провинившегося. Выступила кровь.

Модэ повернулся и пошел в шатер.

Шабир ошибался, полагая, что царевич не замечает его. Модэ внимательно наблюдал за согдийцем.

Удачный побег с помощью Шабира убедил его в том, что согдийцу можно доверять. Ум и покладистый характер бывшего стража царевича делали его великолепным орудием в руках Модэ.

Тем не менее, новый шаньюй не торопился, и некоторое время Шабир был предоставлен самому себе. Затем круг его обязанностей стал постепенно расширяться.

Северные земли, принадлежащие хакасам, были предметом распрей хакасских вассалов.

Неоднократные жалобы хакасов, чувствующих в Модэ силу, изрядно надоели шаньюю.

Принять очередную делегацию хакасских старейшин, было поручено Шабиру.

Хитрый хакас не удивился согдийскому представителю шаньюя, и, распознав в нем проницательным оком восходящую придворную звезду, обстоятельно изложил все свои проблемы, присовокупив к ним связку соболиных шкурок.

После смерти Лани Модэ обходил женщин стороной. Его жены, перешептав между собой страшную смерть младшей, решили, что отсутствие шаньюя в их шатрах гораздо лучше его присутствия, и больше способствует их безопасности.

Но жизнь и природа требуют своего, и Модэ присматривал себе новую наложницу.

Слух о красивой китаянке Сю-нян уже пополз среди окружения Модэ. Говоря о ней, многоопытные князья цокали языком и по-кошачьи сощуривали глаза.

- Согдийцу повезло. Лакомый кусочек отхватил. – Говорили они.

Слухи не проходили мимо ушей Модэ. То ли ему наушничали, то ли он сам был наблюдателен сверх меры, но слухи о Сю-нян задели и его.

Помимо своей красоты Сю-нян была и неплохим способом проверки преданности согдийца.

Шабир возвращался после длительного разговора с хакасскими старейшинами. К его седлу была приторочена связка соболей. В меха они с Сю-нян собирались заворачивать свое будущее дитя.

Уже подъезжая к своему шатру, Шабир заметил некоторый беспорядок: опрокинутый котел, рассыпанное зерно. У колеса кибитки сидел один из слуг, избитый, с кровоподтеками на лице.

Шабир бросился в шатер – никого!

- Кто?! – Закричал он слуге, выбегая наружу.

- Слуги шаньюя. – Хрипло ответил тот.

Шабир вскочил на коня, и галопом погнал его к шатру Модэ.

Соскочив почти на полном скаку, бросился внутрь. Стража преградила ему путь.

- Где господин? – Крикнул Шабир.

- Повелитель примет тебя завтра утром.

- Но, я не могу ждать до утра!

- Мы ничего не можем сделать. – Ответил один из личных стражей Модэ.

На шум, в проеме шатра показалась фигура шаньюя, одетая для отхода ко сну. Остановившись, он спокойно и испытующе рассматривал согдийца.

- Господин! – Крикнул Шабир, бросаясь ниц на землю. – Отдай мне Сю-нян! Она – все, что у меня есть!

- Разве? – Удивился Модэ. – Ты забыл: у тебя есть моя дружба и блестящее будущее.

- Повелитель! - Умоляюще протягивая руки к шаньюю, сказал Шабир. – Ради всех богов! Я помог тебе бежать!

- Недостойно воина напоминать господину об оказанной ему услуге. Разве я недостаточно наградил тебя?

- Я буду твоим верным псом всю свою жизнь! Сю-нян – моя жена. Верни ее мне!

- Сю-нян будет хорошо в моем шатре. А ты найдешь себе другую женщину.

- Господин!...

- Довольно! Иди и остуди свое неразумие в реке! Утром ты станешь мудрее.

Понимая, что Сю-нян потеряна для него навсегда, обезумевший от горя Шабир, поднялся на ноги и схватился за меч.

Сзади коротко свистнуло. Согдиец захрипел и повалился на землю. Его пальцы судорожно скребли землю.

- Будь проклят!.. – Прошептал Шабир, помутневшим взором глядя на Модэ.

Шаньюй несколько мгновений пристально смотрел на распростертое перед ним тело, затем вернулся в шатер.