словно была в этой незнакомке какая-то особенность, загадка, не сразу проявившаяся глазу.

— Как скажешь.

В противовес бестии, за столом перед ней я с удивлением заметила знакомого мне Жреца, не спеша и со спокойной улыбкой отпивающего кофе из маленькой глиняной чашки. Замерев, словно испуганный кролик, я с ужасом осознала, что девушка злилась именно на него, в то время как мне даже дышать в присутствии этого нечеловека было панически страшно.

Подняв взгляд от смолистого напитка в руках, Жрец посмотрел на меня и кивнул на свободный стул рядом.

— Садись, не обращай на Ифе внимания, успокоится море, успокоится и она.

Вздрогнув от неожиданности, я послушно кивнула, и ноги сами понесли меня к месту. Казалось, что откажи я или помедли, моё сердце остановится без видимых на то причин, а этот нечеловек продолжит таинственно улыбаться собственной кружке.

— П-простите, Мартин сказал, что я могу взять морс.

— О, ну конечно, этот старый вредный шельмец сам палец о палец не ударит, нет, чтобы принести всё сам. Эй! Фишер! Налей девочке морса! Только нормального морса, а не ту бурду, что ты даешь палубным крысам!

— Да, я сама, что вы…

Чувствуя себя безумно неудобно перед поваром, я хотела было подняться, но Ифе стукнула ладонью по столу, страхом пригвоздив меня к месту.

— Сиди ровно!

— С-сижу.

— Какая умничка, ты только глянь.

Мои щеки вспыхнули, будто у меня подскочила температура, но спутники будто не заметили этого. Ифе дождалась, пока повар принесет для нас пару кувшинов, и, поставив один перед Жрецом, второй отдала мне, открутив глубокую крышку с ручкой, она в момент стала для меня чашкой.

— Как удобно.

— То-то же. Пей, я же вижу, пить хочешь.

— Спасибо.

Морс оказался очень приятным на вкус, кислым, сахара в нем не было точно, но ягоды пошли на него явно спелые, сочные, отлично утоляющие жажду. Спрятавшись за глиняным бортиком, я вновь посмотрела на соседей, они были такими же странными, как и на первый взгляд.

— Извините, что влезла в спор.

— Это не был спор, Жрец прекрасно знает, что он демонов паскудник, ничего нового я ему не сообщила.

Жрец с удовольствием отхлебнул еще глоток кофе, довольно покачав головой.

— Не моя вина, что тебя заклеймили еретичкой.

— А что, моя?! Эти светлые сволочи молятся своему сраному богу, хотя ни разу в глаза его не видали, а я, между прочим, со своим богом знакома, мой супруг всю чертову Целестию может одним взмахом щупальца потопить, не то, что их Солар!

— Именно за подобную речь тебя обязали не высовываться с корабля.

— Да пошли они к праотцам!

— Стоит уважать богов тех людей, у которых ты гостишь.

— Как только увижу, сразу зауважаю!

Черные руки поставили опустевшую чашку, но Ифе тут же подхватила один из кувшинов и долила Жрецу еще кофе. Он посмотрел на меня с усмешкой, словно я как-то удачно пошутила, но глаза его вдруг стали серьезными.

— А ты, Иранон, уважаешьиныхбогов?

— Д-да, конечно.

Откуда он знает моё имя? Почему он вообще говорит так, будто мы давно знакомы?

Мужчина кивнул и вновь поднес напиток ко рту, уставившись куда-то в пустоту за плечом Ифе.

— Как славно, прелестное дитя.

— Не зря ее Мартин взял на корабль?

— Не зря.

Я ощутила себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Все всё знали и всё понимали, кроме меня, и даже Мундус не торопился помогать. Что я вообще тут делаю? Зачем? Может, лучше пойти в каюту? Надо как-то улизнуть и по возможности вежливо.

— Мне, пожалуй, пора, спасибо за морс.

Оперевшись на столешницу, я хотела было встать, но Ифе положила ладонь на мою руку.

— Э-э, нет, а как же поесть?

— Мартин приносил мне рагу, я сыта.

— Сам взял и покормил?!

— Ну да.

— Какое невероятное чудо, наверняка ты ему дочь напомнила.

— Он упоминал ее, пока ругал.

— Ну ясное дело ругал, он же всех женщин ненавидит.

Губы Ифе растянулись в хитрой, многообещающей улыбке настоящей сплетницы. Неуютность и любопытство схлестнулись в моей душе в неравной схватке.

Нехорошо было так болтать о старпоме за его спиной, абсолютно бесстыдно перемывая косточки, но сам он едва проявлял учтивость, перемежая советы и брань в подобии заботы.

Дождавшись моей готовности выслушать, девушка забрала чашку и налила морс для себя.

— Когда-то очень давно, еще в юности, Мартин по глупости влюбился в аристократку. Она погуляла с ним лето, сплавала в Ориаб и в Соларию, а то, что получилось, потом через третьи руки отправила, чтобы он сам дочь растил и о их романе более не вспоминал. У девицы-то жених подобран по статусу чуть ли не с рождения, она замуж выскочила, как только врач из клиники для секретно-беременных что нужно зашил, дабы эта дура за девственницу сошла.

В горле резко пересохло, хотя рассказывала не я. Обида, словно желчь, полоснула где-то в груди. Осипшим голосом я попросила продолжить.

— А он, что?

— А он полжизни горбатится в море, корабль купил, думал поначалу, аристократка к нему вернется, но куда там, она уж и забыла про Мартина. Зато дочь подросла, почти восемнадцать годков уже, в голове ветер соленый и волны. Мечтает, как отец, в море ходить и собственным кораблем управлять. Мартин говорит: дура дурой, вся в мать, какая нормальная девушка захочет семью и дом на матросню и паруса обменять.

— А аристократка, видимо, тоже…

— Видимо, но у нее родители были строгие, вовремя голову на плечи вернули, не позволили сбежать с захудалым моряком.

— Какой ужас…

— Не говори, я как услышала об этом, думала девчонку найти и тайно протащить с собой, но где там, меня даже в порт не пускали. Порядки дикие, будто у них тут не люди, а куклы-механизмы, как на рекламных брошюрках, и есть лишь две функции: рожать и зарабатывать. Больше ничего.