Слезы жгли ей глаза, и она ухватила его за руку. Она не понимала.Она ведь не сделала ничего плохого. И она любила его.

— Потому что все это не для тебя. Эта жизнь не длятебя. Малыш, за последние несколько месяцев ты узнала и сделала столько всего,чего не узнала бы и не сделала, не встретив меня. Что-то было неплохо для тебя,но не это. Я знаю, что все это сделает с тобой. К тому моменту, когда я выйду,ты пропадешь. Посмотри на себя: худая, нервная… ты же погибаешь. Вернись кнормальной жизни.

— Лукас, как ты можешь? По ее лицу бежали слезы.

— Потому, что я должен… потому, что люблю тебя… будьумницей, иди.

— Нет, я не хочу. Я вернусь. Я… о, Лукас! Пожалуйста!

Люк встретился глазами с Алехандро и еле заметно кивнул.Потом быстро наклонился, чтобы поцеловать ее, сжал ее плечи и, еще на мигобернувшись, шагнул к охраннику.

— Лукас, нет!

Она протянула руки, готовая прильнуть к нему, он обернулся сокаменевшим лицом.

— Перестань, Кизия. Не забывай, кто ты.

— Я ничто без тебя.

Она шагнула вперед и заглянула ему в глаза.

— Вот тут ты ошибаешься. Ты — Кизия Сен-Мартин, и тызнаешь, кто она такая. Теперь знаешь. Обращайся с ней хорошо.

Кивнув охраннику, он вышел. Железная дверь поглотилачеловека, которого Кизия любила больше всего на свете. Он ни разу неповернулся, чтобы бросить последний взгляд или попрощаться. Уходя, Люк ничегоне сказал Алехандро. Этого и не требовалось. Короткий кивок сказал все. Онпоручал ему заботу о ней. Он знал, что может не бояться. И это все, что он могсделать. Все, что он мог отдать.

Кизия стояла среди посетителей, онемевшая, не замечающаяустремленных на нее взглядов. Для невольных свидетелей это было мучительноезрелище. Одни испытывали неловкость, другие побледнели. Такое могло случиться ис ними, но не случилось. Случилось с ней.

— Я… Аль… Я… могу.

Она была растерянна и ошеломлена.

— Пойдем, любовь моя, пойдем домой.

— Да, пойдем.

За несколько минут она как будто сжалась. Ее лицо былопугающе бледным. Он понял — не надо даже спрашивать, как она. Все и так видно.

Он постарался как можно быстрее вывести ее на улицу ипосадить в машину. Он был почти в таком же состоянии, как она. Он представлял,что задумал Люк. И понимал, чего ему это стоило. Она была необходима Люку — еепосещения, ее любовь, ее поддержка. Но он не обманывался насчет того, чем этообернется для Кизии. Она будет ждать годы, разрушая себя, может быть, дажедоведет себя до смерти пьянством. Этого нельзя допустить! Кизия была права ссамого начала: Лукас Джонс — человек с необыкновенно сильным характером.Алехандро знал, что у него самого не хватило бы мужества. Мало кто из мужчинбыл способен на такое, но мало кому довелось и выдержать то, перед чем сейчасстоял Люк, — выжить там, где ему было начертано. А при том, кем былаКизия, им следовало сначала уладить все с ней. Это самая сильная боль дляЛукаса. Теперь все позади.

— Я… Куда мы едем? — спросила Кизия с пугающейзабывчивостью, когда Алехандро включил двигатель.

— Домой. Мы едем домой. И все будет хорошо, —сказал он, обращаясь к ней как к маленькому ребенку или к больной.

Сейчас она была сразу и тем и другим.

— Я собираюсь сюда вернуться… Я вернусь. Ты ведь знаешьэто, правда? Ведь он не думал так на самом деле… я… Алехандро?

В ее голосе не было огня, только смятение. Алехандро знал,что она не вернется. Люк был человеком слова. Сегодня же ее имя будет неумолимовычеркнуто из списков. Это не оставит им ни шанса. Чтобы восстановитьразрешение, понадобится шесть месяцев, а за это время многое может измениться.Шесть месяцев могут все изменить. Шесть месяцев назад Кизия встретила Люка.

Когда они тронулись, она перестала плакать. Просто тихосидела в машине, а потом в гостиничном номере, где Алехандро оставил ее напопечение горничной, а сам отправился на собеседование по поводу работы, окоторой он уже и не думал. Слишком тяжелым оказался этот день! Он быстро покончилс этим и вернулся в «Ритц». Горничная сказала, что Кизия не шелохнулась и непроизнесла ни слова. Она тихо сидела в том же кресле, уставившись перед собой.

Предчувствуя неладное, он забронировал места в самолете нашесть часов вечера и молился Богу, чтобы она не вышла из шока до тех пор, покаон не доставит ее домой и не уложит в постель. Она казалась ребенком всостоянии транса, и он знал совершенно точно, что не хотел бы оставаться с нейв Сан-Франциско, когда она выйдет из этого состояния. Он должен привезти ееназад, в Нью-Йорк.

Кизия не дотронулась до еды, которую стюардесса оставила наподносе перед ней, и непонимающе замотала головой, когда Алехандро протянул ейнаушники послушать музыку. Он надел ей наушники, а через пять минут увидел, какона задумчиво их снимает. Кизия напевала что-то себе под нос, потом опятьзамолчала. Стюардесса удивленно взглянула на нее, Алехандро с улыбкой кивнул,надеясь, что никто ничего не скажет, и опять молясь Богу, чтобы никто ее неузнал. Она выглядела рассеянной и взъерошенной настолько, что ее трудно былоузнать. Но он боялся репортеров. Они могли обрушить на нее реальность, откоторой она временно отключилась, находясь в шоковом состоянии. Она выгляделатак, будто была под действием наркотиков, или пьяна, или потеряла рассудок.Полет стал кошмаром, который все не кончался.

Сегодняшний день был последней каплей, и он испытывалнестерпимую боль, думая о Люке, о них обоих.

— Ты дома, Кизия. Все в порядке.

— Я грязная, мне надо вымыться. Она сидела в кресле всвоей гостиной, все еще не понимая, где находится.

— Я приготовлю тебе ванну.

— Тоти приготовит, — сказала она с рассеяннойулыбкой.

Он купал ее, как когда-то давно своих племянниц. Кизиясидела, уставившись на краны в виде золотых дельфинов на мраморной стене. Он дажене думал о том, что та, кого он купал, — Кизия. Он хотел протянуть руки,коснуться ее, но она была где-то далеко, в каком-то нереальном мире, кудаспряталась от жестокой действительности.

Он закутал ее в полотенце, она послушно надела ночнуюрубашку и ушла в спальню.

— А теперь ты поспишь. Правда?

— Да. А где Люк? — спросила она, посмотрев пустымиглазами, готовая вот-вот разразиться рыданиями.

— Он вышел.

Она не была еще готова к правде, он тоже.

— О, отлично.

Она вяло улыбнулась и неуклюже, как ребенок, запутавшись впростынях, забралась в постель. Он помог ей и выключил свет.

— Кизия, хочешь, я позову Тоти?

Он знал, что, если понадобится, он сможет найти номер еетелефона в адресной книге. Он подумывал, не разыскать ли еще ее доктора, но вэтом пока не было необходимости.