Снег скрипел у нее под ногами, когда она подходила к углуулицы, чтобы поймать такси и поехать домой. Ей хотелось исчезнуть. Как-тонезаметно ее мысли переключились на воспоминания о том безумии, которым была еежизнь до встречи с Люком. До сих пор она не могла думать об этом спокойно. Изтакси в такси… никчемные и ненужные ланчи и встречи… и везде попойки. Господи,что же она делала!

Шел снег, а Кизия была с непокрытой головой и в туфельках.Она плотнее закуталась в манто и поглубже засунула руки в карманы. До ее домабыло не так уж далеко, а ей хотелось подышать свежим воздухом.

Она проделала весь путь до дома пешком. Замшевые туфелькипромокли, волосы стали влажными. Когда Кизия подошла к дому, ее щеки пылали,ноги окоченели, но она чувствовала себя снова бодрой и трезвой. Она распустиламокрые волосы, которые тут же превратились в снежную мантилью.

Держа сломанный зонтик, ей навстречу выбежал швейцар,заметив, как она вынырнула и-з метели и темноты. Она засмеялась при егоприближении.

— Не беспокойтесь, Томас, все в порядке.

Она снова чувствовала себя ребенком, ее совершенно незаботили промокшие ноги. Это напомнило детство, когда ее ругали за подобное.Тоти могла нажаловаться Эдварду. Но Тоти была в прошлом, да и Эдвард тоже.Кизия поняла это сегодня. Теперь она могла бродить в снегу хоть всю ночь. Этоуже не имело значения. Ничто не имело значения. Кроме Люка.

По крайней мере, перестала гудеть голова, давить на плечи,душа очистилась. Даже опьянение прошло от холода и снега.

Она едва успела стянуть чулки и сунуть ноги под горячуюводу, как позвонили в дверь. Ноги покалывало, они заныли и покраснели. Онапоколебалась, открыть ли, а потом решила — открывать не будет. Скорее всего этолифтер с каким-нибудь пакетом. Будь это гость, ей позвонили бы снизу. Звонокбыл настойчивым. Ей пришлось вытереть ноги и побежать к двери.

— Кто здесь?

— Цезарь Чавез.

— Кто?

— Алехандро, дурочка. Она распахнула дверь.

— Господи Боже, ты прямо Санта-Клаус. Шел пешком?

— Всю дорогу, — сказал он, очень довольныйсобой, — Ты знаешь, люблю Нью-Йорк! Во всяком случае, когда идет снег.Правда здорово?

Широко улыбнувшись, она утвердительно кивнула.

— Проходи.

— Надеялся, что ты меня все же впустишь. Они тебезвонили снизу целую вечность, но ты не отвечала. Мне сказали, что ты дома, и,наверно, я произвел на них впечатление честного человека, и замерзшего, потомучто они разрешили мне подняться.

— У меня лилась вода, — сказала Кизия, взглянув насвои босые ноги, которые теперь были почти бордовыми после горячей воды. —Я тоже шла пешком. Это было чудесно.

— А что случилось? Не могла поймать такси?

— Да нет, просто захотелось пройтись. Был тяжелый день,надо было проветриться.

— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросил он.

— Ничего особенного. Просто один из невыносимых ланчейс Эдвардом — адское напряжение… Понимаешь, его мрачные попытки скрытьнеодобрение… чересчур пристальное внимание публики, К тому же репортерша изженского журнала нас подкарауливала… Не повезло. В довершение всего я ринуласьна благотворительный вечер и у самых дверей раздумала., Вот тут и решила пойтидомой пешком.

— Похоже, тебе это было необходимо.

— Да. Все эти старые игры не для меня. Я уже не вынесупрежней двойной жизни. Да и не хочу этого. Больше меня такая жизнь неустраивает. Лучше буду сидеть тут одна.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Ладно тебе. — Она взяла его промокшее до ниткипальто и повесила на кухонную дверь.

— Значит, тебе сегодня досталось…

— Хуже всего, дорогой… Как ты чудесно выглядишь! —Это Карден? О, а кольцо!

Она рассматривала перстень на его руке, с большой необработаннойиндийской бирюзой.

— Кольцо — это, конечно, Дэвид Уэбб… Из новойколлекции, так? А туфли — Мейси. Как изысканно! — Она скорчила гримасу изакатила глаза. — Бог мой; Алехандро, как ты можешь дышать во всем этом?

— А что, нужна трубка для подводного плавания?

— Ты просто невозможен. Я серьезно.

— Извини. — Он присел на диван. — Но ведь досих пор ты преуспевала в жизни — во всем. И тебя устраивало то, как ты живешь.

— Ну… Знаешь, мне было неплохо, когда я каталась в метрок своему другу в Сохо… А уж когда летала в Чикаго на встречи с Люком… Помимоэтого, я должна была писать всю эту муру для своей рубрики.

— Не должна была, а хотела, а то бы не писала.

— Это не совсем так. Но больше не хочу… Не хочу. Да ивсе уже знают, что я больше не играю в эти игры. Зачем притворяться? Но что жемне теперь делать? Там — нечего, а здесь… Люка нет. Теперь моя жизнь бесцельна.Думаю, это самое правильное определение. Можешь ты мне что-нибудь предложить?

— Да. Сделай мне чашку горячего шоколада. Тогда я решувсе тво?? проблемы.

— Договорились. Капнуть туда бренди?

— Нет, просто шоколаду, спасибо.

Он не хотел давать ей повода для выпивки. Ей и не нужноособого повода, но сейчас она, может быть, воздержится… Он оказался прав.

— С тобой не развеселишься. В таком случае я тоже выпьюпросто шоколаду. В последнее время я, кажется, пью слишком много.

— Ты шутишь. Когда же ты это выяснила? После того, как«анонимные алкоголики» охватили тебя бесплатной подпиской, или до?

— Не говори гадостей!

— А что ты хочешь — чтобы я молча ждал, пока ты незаработаешь цирроз?

— Звучит заманчиво.

— Бог мой, Кизия, это даже не смешно.

Она исчезла на кухне и через несколько минут появилась сдвумя чашками горячего, дымящегося шоколада.

— А как прошел твой день?

— Отвратительно, спасибо. Я внес небольшое изменение всовет директоров. Во всяком случае, они думают, что небольшое. Я почтиуволился.

— Ты? Почему?

— Обычная ерунда. Перераспределение фондов. Мне это такнадоело, что я сказал им — отдохну пару дней.

— Наверно, они были довольны. А что ты собираешьсяделать в эти два дня?

— Полечу с тобой в Сан-Франциско навестить Люка. Тыкогда собираешься?

— Господи, Алехандро! Ты сможешь это сделать? —Она на это и не надеялась — ведь он уже и так потратился, когда ездил на суд!

— Конечно, смогу, но не первым классом. Как ты насчеттого, чтобы сесть где-нибудь сзади, в обществе сельской публики?

— Думаю, что выдержу. Ты играешь в дурака? Я принесукарты.