Он ненавидел Тарасия и очень хотел, чтобы его слова о том, что Санечек вернется нескоро, были неправдой. И чем больше он этого хотел, тем вернее понимал, что это не так. Тарасий прав. Никто Санечка обратно не привезет. Во всем Шелтозере не найдется ни одного человека, готового помочь застрявшим в колдовской Матвеевой Сельге. И даже если Петька сейчас куда-то пойдет, то не дойдет. Не выпустят его. Он еще не прошел свой квест до конца. И помочь ему в этом никто не сможет. Он все должен сделать сам.

Петька все-таки уснул. Проснулся от жара. Ноги адски парило. В момент пробуждения решил, что это тот самый сепсис с заражением и есть. Но это были всего-навсего сапоги. Трава закрывала Петьку, а вот выставленные на дорогу ноги поливало солнце. В сапогах они сварились. Петька стянул их, посмотрел на подошвы. Подорожник оказался волшебной травой. Ранки не кровоточили, затянувшись тонкой красной пленкой. Листочки своим соком расчистили кожу вокруг царапин, убрав грязь. Понятно, что при первом же шаге раны опять заноют и заболят, но с такими ногами уже можно было жить.

Петька почесал все еще побаливающие после встречи с крапивой руки, посмотрел по сторонам. Стороны были травянисты. Он сорвал былинку, дернул метелку, загадал «курочку». «Курочка» получилась идеальная. Всплыло слово «Курасельга». Может, это тоже от слова «курица»? Деревня, где стоят избушки на курьих ножках и в каждой по ведьме, бабе-яге костяной ноге.

Солнце тянулось к далеким деревьям. Петька обдергал всю траву вокруг себя, натер пальцы, вывел пару закономерностей, как делать так, чтобы получалось загаданное. Потом палец начал кровить, он сунул его в рот. Поискал глазами подорожник, не нашел. Поднял камешек, бросил в развесистый репейник на другой стороне дороги. Промазал. Бросил еще один и снова промазал. Что-то в этом было знакомое. Словно он уже пытался во что-то попасть, но не попадал.

Петька дотянулся до третьего камешка, прищурился, прицеливаясь. Он представил, какая сейчас четкая прямая выстраивается между его глазом, камешком и злосчастным сиреневым цветком репейника. Зрачок четко направлен…

Камешек выпал из пальцев. Петька вскочил.

Дергающийся зрачок. Летающий змей. Да он просто плохо видит. Не может сфокусироваться. Вот почему он промазал этой ночью. Как всякий слепой он замечает только движение. Если бросить футболку или штаны, он отреагирует на сам бросок. Но человек при этом продолжает бежать, поэтому змей оставляет вещь и летит дальше. И только когда перестаешь двигаться, он теряет жертву. Поэтому спящий Петька и не был замечен змеем в первый день. Из-за слепоты змея этой ночью Петьке довольно легко удалось уйти.

Змей не страшный. Тарасий сто раз сказал Петьке, а он все не слушал – он старый. Старый! Его можно убить. Местные этого не делают, потому что… Потому что у них это аттракцион такой. Тарук днем туристов привозит, они встречаются со змеем, пугаются, а потом Солька по ночам камни в лес таскает, грехи замаливает. Но в этот раз у них что-то не заладилось. Все старания Сольки не помогают и не помогут. Санечек не вернется, пока Петька тут все не решит. Брата просто не пустят обратно в Матвееву Сельгу. Держит их тут не отсутствие помощи в Шелтозере и нежелание мужиков ехать помогать. Держат их местные нежити. Никто Петьку из этой беды не вызволит. Он должен сам.

Зашагал обратно. Мимо дома ведьмы – ему показалось, что от стен пахнуло холодом. Но после дня, проведенного на солнце, ему любая тень могла показаться холодом. Постоял, думая, что дом Палаги, ее избушка на курьих ножках, похож на границу мира живых и мира мертвых. И сейчас он ее как раз пересек. Причем заметьте – добровольно.

Добрался до машины и с удивлением увидел, что его сапоги так и лежат внутри. Тарасий не доставал сапоги из машины, он принес другие. Может, даже из своего дома. У них здесь, видимо, сапоги одинаковые. Завезли в магазин один фасон, вот их все и купили.

Сразу за очень густой зарослью малины шла отворотка на Осташеву Гору. Гора – это наверх. Петька набрал в грудь побольше воздуха и начал восхождение. Ноги? Про ноги он себе думать запретил. Ведь и руки не чесались, когда он про них не думал.

Осташева Гора жила своей жизнью. Стоило Петьке появиться, ему под ноги тут же выкатился радостный Горыныч. Пес на цепи дремал, вяло порыкивая на кур, топчущихся по его миске. На земле около входа в пристройку на коленях сидел Витек и пытался играть в ножички пилкой от ножовки. Пилка была легкая и не сбалансированная, поэтому чаще падала плашмя, чем втыкалась в землю. За частым забором соседей мелькала светлая голова Сольки. На нее кричала толстая старуха, которую почти не было видно под ворохом платков и кофт. Солька демонстративно гремела ведрами. Тарасия поблизости не было.

– Я не специально, – начал Витек, не поднимаясь с колен. – Солька сказала, что это поможет. Если тебя к дому привести, а потом колесо толкнуть, то все закончится, и мы уедем. Иначе на всех бешенство перекинется.

– Бешенство, говоришь? – машинально переспросил Петька.

– Я домой хочу, – пожаловался Витек. – А она подходит и говорит, что нас не выпустят, пока ты не вылечишься. Что твоя болезнь нас здесь держит. И Сашка не вернется, пока ты болеешь.

– Болею, значит? – Петька присел около Горыныча. Пес упал на спину, подставив брюхо.

Витек вертел в пальцах пилку. Она была ржавая и не острая.

– Дядя Миша сказал, что поужинаем, как Сашка вернется, – не менял капризного тона Витек. – Есть-то хочется, а Сашки все нет.

– Нет, – согласился Петька. Неожиданно для себя он нащупал у Горыныча ошейник, сжал широкий ремень.

– И не обедали, – не сдавался Витек.

Поняв, что гладить его не будут, Горыныч сел, лизнув Петьку в глаза.

Про еду думать не хотелось. Хватило вчерашнего ужина. Но Витек сопел.

– А чего не едим-то? – бурчал он. – Я видел, Санька дяде Мише денег оставлял. Мы тут не так просто живем. А он не кормит.

Мысль про оплату Петьке понравилась. За все надо платить. И за жилье, и за еду, и за проклятье. Солька таскает в лес булыжники, надеется этим выкупить Тарука. Но плату не берут, поэтому она продолжает его колотить. Тут кровь за кровь нужна.

– Дурацкая поездка, – ворчал Витек. – Все вокруг словно не люди. Телефона нет, телевизора нет, как в средневековье провалились. Еще эти проклятья. Я не собираюсь с проклятьем домой ехать.

– Не езжай, – разрешил Петька.

– Чего это! Поеду! Девчонка тебя вылечит, и поеду.

«Поеду» – единственное число. Гад Витек. И всегда гадом был. Единственное так единственное. Петька оглянулся. Сейчас он устроит ему испытание на верность.

– Есть еще одно верное средство от заражения, – прошептал Петька, поднимаясь.

– Какое? – доверчиво спросил Витек.

Он подошел довольно близко, так что Петька легко мог ему врезать. Сдержался. Витек сейчас сам себя накажет.

– Нужно полено, – Петька старался держать лицо.