— Обидно, что такая красота достанется червям.Представляешь, вся ты, Ика, нежная и удивительная, с твоими тонкими пальчиками,с твоими грудками, губками, шейкой, станешь обедом подземных тварей. Они тупы,бессмысленны, лишены эстетического чувства. Им без разницы, кого жрать: тебя,мою прелесть, или какого-нибудь урода. Остаётся пожелать им приятного аппетита.

Марк говорил много глупостей и гадостей, она привыкла,щёлкала его по носу, злилась чуть-чуть и скоро забывала. Но про червейзапомнила и никак не могла выкинуть — даже не из головы, а откуда-то изсолнечного сплетения.

— Гад, гад, ненавижу! — пробормотала Ика и стала чиститьзубы.

На городском телефоне включился автоответчик. Из ванной Икане могла разобрать слов, но слышала, что голос женский. Потом стало тихо.Телефоны помолчали, отдохнули минут пять и опять затрезвонили хором.

Ика выдавила на ладонь прозрачный зелёный шампунь, закрылаглаза, намылила короткие густые волосы и запела во весь голос:

Тёмный кинозал и пузырьки поп-корна,

Целоваться в губы так прикольно! А-а, ля-ля!

Предстояло самое неприятное — брить подмышки. Ика подняларуку, заглянула в нежную впадинку, подёрнутую золотистой щетиной. Там такаятонкая кожа, каждый раз страшно прикасаться бритвой.

— Вот, например, немки подмышек не бреют, — рассуждала Икавслух, сплёвывая воду, — и правильно делают. То ли в Италии, то ли в Англииподмышки бреют только проститутки. А порядочные женщины — никогда. Ой, блин! —Несколько капель крови проступило сквозь пену. Ика порезалась потому, чтотелефонные рулады выводили её из себя и руки слегка дрожали. — Блин-блин, твоюмать! — От перекиси щипало ещё больше.

Был бы дома Марк, она позвала бы его, чтоб подул. Он быподул, потом поцеловал, во все местечки. Ему нравилось, когда она влажная,горячая, только что из душа. Он бы целовал и приговаривал: «Косточки моисладкие, цыплёнок мой, тут у нас мягонько, а тут тверденько, ой, каквкусненько, ой, как классненько, прикольненько».

Ика протёрла запотевшее зеркало, увидела себя, скелетика,девочку-спичку. Скуластое аккуратное лицо. Круглые зелёные глаза, большойпухлый рот и маленький мягкий нос. Без косметики, с мокрыми волосами, онавыглядела лет на четырнадцать. На самом деле ей было двадцать два.

— Марк, Марик, Морковка, козёл, сволочь, ненавижу, убьюкогда-нибудь!

К трём разноголосым звонкам прибавился четвёртый, дверной.Ика накинула халат и босиком помчалась в прихожую.

— Мало того, что исчез на трое суток, бросил меня, ещё иключи забыл, гад, и явился именно тогда, когда я в ванной! Все мне назло, всевсегда мне назло! Ну я тебе сейчас устрою! — Она распахнула дверь, не взглянувв глазок.

На пороге стояла незнакомая девица лет тридцати, высокаякрашеная блондинка, в джинсах и дутой куртке такого розового цвета, что у Икизаболели глаза. Девица, вероятно, не ожидала, что ей сразу, без вопросов,откроют дверь, и удивлённо уставилась на Ику.

— Взрослые кто дома есть?

— А что вам нужно?

— Я из ЖЭКа. Жалуются на вас соседи, девочка. Заливаете выих. — Глаза девицы быстро, хищно обшарили маленькую прихожую.

— Мы?! Заливаем? Да что за бред, блин! — Ика туже затянулапояс халата и надменно вскинула подбородок.

— Я спрашиваю, взрослые кто есть? — Девица шагнула вприхожую.

Она была куда хладнокровней, чем показалась в первый момент.Проворно потеснила Ику, просочилась сквозь бамбуковую шторку, заменявшую дверьмежду коридором и единственной комнатой, и через секунду стояла посредикомнаты, широко расставив длинные толстые ноги в обтягивающих джинсах и розовыхлаковых сапожках.

— Слушайте, женщина, я вас в гости, кажется, не приглашала,— Ика забежала вперёд, встала перед ней, лицом к лицу, и вперилась в маленькиерыжие глазки, — если мы протекаем, так в ванную идите, куда вы в комнатулезете?

— А я не в гости, — сказала девица, — я по делу.

Она была выше Ики на голову и весила раза в два больше. НаИку она не смотрела. Спокойно, деловито оглядывала двуспальную кровать, измятоекрасное бельё. На подушке валялась старая футболка Ики. На полу — халат Марка,рядом тарелка с гнилыми виноградинами и яблочным огрызком. Взгляд девицыскользнул по полкам, уставленным видеокассетами, дисками DVD, затем её вниманиепривлёк компьютерный стол. На принтере стояло зеркало, флакон туалетной воды,на выдвинутом дисководе — грязная кофейная чашка.

— Так, короче, документы предъявите, женщина! — грозносказала Ика.

— Обойдёшься, — сухо отозвалась девица. — Ну, кто здесьпроживает? Кто прописан? Где взрослые?

Ика не успела ответить. Зазвонили телефоны, опять все хором,и негромко хлопнула входная дверь. Ика вздрогнула, у неё пересохло во рту. Ейпоказалось, что в квартиру успел зайти ещё кто-то.

— Да я сейчас милицию вызову, женщина! — крикнула Ика сквозьтелефонные переливы. За бамбуковой шторкой бесшумно шевелилась огромная чёрнаятень.

— Вова, заходи, не стесняйся, — позвала девица, рассматриваякорешки коробок с дисками и кассетами, и добавила, обращаясь к Ике: — Это нашводопроводчик. Ну ты трубочку-то возьми, хоть одну какую. Что застыла?

Из прихожей проскользнул в комнату человек-тень. Онумудрился войти так, что бамбуковые палочки, которые мелодично постукивают прималейшем движении, не издали ни звука.

Девица была нестрашная, Ика называла таких «недоделаннаямодель». Лицо вполне симпатичное, но глазки маленькие, нос раздвоенный,сердечком, подбородок тяжёлый, торчит вперёд. Если ей сделать лёгкую пластику,аккуратней красить волосы и похудеть килограммов на десять, могла бы статькрасоткой.

Вова, водопроводчик, показался Ике чудовищем. У него лбавообще не было. Серые редкие волосы росли сразу над бровями. Глаз тоже не было.Тёмные провалы. Такие маленькие глазки, так глубоко посажены, что заглянуть вних невозможно. Нос без переносицы, круглая пористая пуговка с двумя дырками,рот без губ, длинная плоская щель. Прямо под тяжёлым, как булыжник,подбородком, начинался бугристый торс, обтянутый чёрной футболкой. Чёрнаякожанка лопалась по швам на пудовых покатых плечах. Росту Вова был метра два, весилкилограмм сто пятьдесят. Войдя, не произнёс ни слова. Просто встал рядом сблондинкой и посмотрел на Ику сверху вниз.

Телефоны продолжали заливаться.

— Вот, чудачка, — девица покачала крашеной головой, — ейзвонят, она не подходит. Ну, может, я за тебя отвечу, а? — Она подмигнула изасмеялась. Зубы у неё были крупные, лошадиные и слишком белые, наверное,искусственные.