Первый тайм закончился. Коробов незаметно вздохнул. Сердце унего действительно болело. В перерыве Потапов, не выдержав напряжения, вышел изложи и спустился вниз. Повсюду были его сотрудники. Он подошел к Машкову иДронго.

– Может быть, он не придет? – неожиданно спросил генерал,обращаясь к Дронго.

– Обязательно придет, – возразил Дронго. – Мы должны егождать.

Потапов хотел что-то сказать, но потом решил никак некомментировать слова Дронго. Он повернулся и пошел обратно, поникший, словнопостаревший на несколько лет. Он уже знал последнюю новость, которую вот-вотдолжны были узнать и Дронго с Машковым. Потапов решил, что ему лучше неоказываться рядом с ними, когда они получат это известие.

– Нервничает, – сказал Машков, глядя ему вслед, – послевчерашней истории с пленкой он сам не свой.

Полковника вызвали по рации. Он выслушал сообщение, котороеему передал один из его сотрудников. Затем убрал рацию. Его лицо было серогоцвета.

– Только что передали по каналам телевидения, – мертвымголосом сообщил Машков, – банкир Тальковский попросил политического убежища вНью-Йорке. Он сделал заявление, что опасается за свою жизнь в Москве, где емунеоднократно угрожали его политические конкуренты.

– Кассета, – вспомнил Дронго, – о ней знали несколькочеловек. Значит, его предупредили. Когда он вылетел в Нью-Йорк?

– Вчера вечером, – подтвердил его опасения Машков. – Слушай,давай договоримся. Ты не будешь меня спрашивать, что я сделал с твоей копией.Могу лишь сказать, что я не сдавал ее генералам.

– Его предупредили, – ошеломленно повторил Дронго, – вчеравечером об этом знали только несколько человек. И если я хоть что-то понимаю вчеловеческой психологии, это сделал не Потапов.

– Не нужно гадать, – попросил его Машков, – все получилосьтак, как должно было получиться. Может, они сделали это специально, чтобывыдворить его из страны. Живой свидетель на процессе разнес бы нашуполитическую систему в клочья. А эмигрант, попросивший убежища в Америке, уженикому не страшен.

Дронго молчал. Он посмотрел на полковника таким взглядом,что тот поежился. Потом вдруг Машков с неожиданной злостью сказал:

– Знаю, знаю. Все знаю, что ты хочешь мне сказать. Я иногдадумаю, что еще должно случиться с нашей страной, чтобы мы наконец осознали, вкакой пропасти мы все оказались. И не могу представить себе глубины падения. Язавтра же подам рапорт на увольнение.

– Глупо, – возразил Дронго, – чем меньше будет в вашихорганах порядочных людей, тем хуже будет для всех остальных.

– Не нужно ничего говорить, – попросил Машков, – а то я самвозьму винтовку и пойду вместо Рашникова кого-нибудь убивать. Например, нашегодиректора. Или того чиновника, к которому он поехал... Или... самого себя, –неожиданно закончил он и отвернулся.

Автомобиль «Скорой помощи» медленно ехал по направлению кстадиону. Начался второй тайм. Спартаковцы снова пошли вперед. Трибунызагудели. Коробов незаметно потер грудь. И взглянул на часы. До назначенноговремени было еще несколько минут.

Перед въездом на стадион Рашников еще раз посмотрел на себяв зеркало. Он учел все обстоятельства, даже сел сам за руль автомобиля. Он зналпсихологию охранников: они обращали основное внимание на пассажиров служебныхмашин, почти не глядя на водителей. Сказывалась инерция мышления. Рашниковмягко затормозил метрах в пятидесяти от входа, куда въезжали правительственныемашины. Теперь оставалось только ждать. Посол взглянул на Пекова. Тот облизнулгубы. Он тоже волновался.

– Ты взял с собой оружие? – неожиданно спросил Машков.

– Взял, – кивнул Дронго, – ты ведь знаешь, что я терпеть немогу пользоваться оружием. Любой человек на уровне подсознания считает, чтопистолет может решить все его проблемы. И, как правило, ошибается.

– Я тебя все оформлено правильно?

– Боишься, что меня посадят за незаконное ношение оружия? –насмешливо осведомился Дронго. – Или ты думаешь, что они найдут другой способвывести меня из игры?

– Хватит, – помрачнел Машков, – еще накликаешь на себя беду.

Ровно за полчаса до окончания матча Коробов закрыл глаза,тихо застонал и стал заваливаться на своего соседа. В этот момент «Спартак»забил второй гол. Стадион взорвался.

– Ты чего, мужик? – спросил у Коробова сосед, толкнув его вбок.

– Ему, кажется, плохо, – сказал другой, глядя на свесившуюсяруку Коробова.

– Да, – прохрипел Коробов. Он почти ничего не имитировал.Сердце в последние годы у него все время болело.

– Ему нужен врач, – сказал второй.

Машина «Скорой помощи» подъехала к входу. Контролер подошелк автомобилю, взглянул на водителя. Ему было лет сорок пять. Большая бородавкана лице, темные усы. Нет, это был не Рашников. А сидевший рядом с ним молодойпарень вообще не был похож на того человека с фотографии, которую им раздали.

– Что нужно? – лениво спросил контролер.

– В вашем секторе человеку стало плохо, – пояснил Рашников,– нас срочно вызвали.

– Езжай обратно, – отмахнулся контролер, – у нас своих машинхватает.

– Знаю, что хватает, – усмехнулся Рашников, – но нас вызвалипомочь. Человеку с сердцем плохо стало, в ваших машинах кислорода нет. Какбудто ты не знаешь.

Контролер посмотрел на стоявшего рядом сотрудника милиции.Тот пожал плечами. Ему было все равно. Может, этот водитель и прав. Контролерзаколебался. Рашников не знал, что в этот момент «Спартак» забил гол и Коробовстал хвататься за сердце с минутным опозданием.

– Что случилось? – подошел к машине сотрудник ФСБ. Он тожепомнил фотографию, которую ему выдали. Но этот водитель не был похож начеловека с фотографии. А его напарник был молодым человеком.

– Говорят, что привезли кислород, – объяснил контролер.

– А в наших машинах его нет? – строго спросил сотрудник ФСБ.– Здесь столько автомобилей «Скорой помощи».

– Говорят, что нет.

– Тьфу ты черт, настоящий бардак, – выругалсяконтрразведчик.

– Сообщают из четырнадцатого сектора, – вдруг вмешалсяофицер милиции, доставая свою рацию, – у них там человек с сердечным приступом.

– Проверьте автомобиль и пропустите, – разрешил сотрудникФСБ.

Контролер поспешил проверить машину. В салоне фургона никогоне было. Он добросовестно все осмотрел. И вышел из автомобиля, хлопнув ладоньюпо стеклу.

– Проезжай.

До конца матча оставалось около двадцати минут. Коробовавынесли из сектора. Рядом суетились врачи. Рашников развернул машину, вставтаким образом, чтобы видеть стоявшие за ограждением автомобили чиновников,находившихся в правительственной ложе. Он точно знал, в какой автомобиль сядетмосковский мэр.