— Мстиславский… это где? — уточнил я.

— Это княжество под Смоленском… Можно смело считать Лугвения Смоленским князем. Был в Смоленске князь до него… а теперь нету!

— А чей Смоленск?

— Спорный город, — проворчал брат Томас, — То он в составе Княжества Литовского, то он вдруг русский… Сам Лугвений родной брат польского короля Ягайло, и оба они дети литовского князя Ольгерда, но от тверской, а значит, русской княжны Ульяны. А всего у этой Ульяны было от Ольгерда шестнадцать детишек…

— Немало! — присвистнул я.

— Восемь девок! — поморщился брат Томас, — А остальные восемь, да, остальные известные люди! Король Польский, Великий князь Литовский, князь Новгородский, князь Витебский… или вот, Лугвений, князь Мстиславский, но правит целым Смоленском, который непонятно кому подчиняется. Но живут там русины.

— Ага… язычники?

— Нет, они во Христа верят… только по греческому обряду.

— А это ещё как?!

— Это ты у своей Катерины спросишь, — вмешался доктор Штюке, — она тебе подробно объяснит! И про Смоленск, и про греческий обряд в христианстве… Ах, какая образованная девушка! И собой недурна!

— Вы мне что, сватаете её, что ли?! — разинул я рот, — Так знайте: я против! Не то, чтобы Катерина мне не нравилась… хм!.. но нет, нет и ещё три раза нет! Я, может, скоро крестоносную присягу принесу! Какие уж тут девушки? Во-о-от…

— Ты сперва просто католиком стань, — добродушно посоветовал брат Гюнтер, — а потом уже поговорим про плащ крестоносца.

— А этот… Лугвений…

— При рождении нарекли русским именем — Семён! — любезно подсказал брат Томас.

— Или Семеон. Кто их, русских, разберёт… — уточнил доктор Штюке.

— Ну, какая разница?! Лугвений, Семён… хоть Махат-тыр-дыр-мелений! Я хотел спросить: если он в составе посольства, значит, чем-то знаменит?..

— Да ты что?! — вытаращился на меня доктор Штюке, — Не знаешь?! Его хоругви всю Грюнвальдскую битву на себе вытащили!

— Это как?!

— Всего у польского короля на Грюнвальдском поле было сорок две польские хоругви, да две хоругви наёмников, да сорок хоругвей литовских союзников, да три тысячи татарских всадников… а ещё семь русских хоругвей. Тремя из них — Смоленской, Мстиславской и Оршанской, командовал Семён-Лугвений. Когда на левом фланге наша тяжёлая конница в пух и прах разметала литовские хоругви и татар, и повернула в бок польскому войску, с которым уже схлестнулся наш правый фланг, стало ясно, что полякам пришёл конец… если бы наша конница не напоролась на русских! Хитрый Владислав поставил именно русских на стыке между своей и литовской армиями. И наши всадники увязли в битве с русскими! Каких-то семь хоругвей остановили тяжёлую крестоносную конницу! Они не сделали ни шагу назад! А драгоценное время утекало… Вот уже оправились и опять собрались в отряды литовцы… Вот они вернулись и ударили в тыл нашим всадникам… Вот подоспели татары… Вот поляки ввели в бой сперва вторую, а потом и третью линию своих резервов, потеснив и опрокинув наш правый фланг… А самая главная наша ударная сила — рыцарская конница — всё ещё стояла перед русскими полками, не в силах продвинуться!

Говорят, у Лугвения полностью уничтожили Смоленскую хоругвь, полностью! Да и вообще, из семи хоругвей едва осталось народа всего на одну, но — мать-перемать! прости Господи! — но русские не отступили!

— Я слышал, там все сражались отважно… — заметил я.

— Не скажи! Вон, прямо во время боя, чешские и моравские наёмники сбежали из войска Владислава! Правда, их догнал польский королевский подканцлер Николай Тромба и так пристыдил, что они вернулись в бой… Эх, если бы русские вот так же, хоть на полчаса оставили нам проход к польским флангам!.. А потом пусть возвращаются! Но, нет. Русские стояли насмерть.

— Да… — задумался я, — А кто ещё ехал в составе посольства?

— Ч-ч-чёрт! — выругался сквозь зубы брат Гюнтер, оглядываясь, — Мы так с тобой заболтались, что не обратили внимания на остальных!

— Ну, надеюсь, короля Владислава среди них не было? — пошутил я, — Иначе, он бы в первых рядах ехал? А то хотелось бы на него посмотреть…

Если честно, мне хотелось убедиться, что у короля Владислава нет волшебного рубина. Да, больше вероятности, что рубин в сокровищнице одного из пап, но лишний раз убедиться не помешало бы.

— Король Владислав с некоторых пор не любит ездить в обществе крестоносцев! — с тонкой улыбкой заметил доктор Штюке и рыцари рассмеялись.

— Что такое? — не понял я.

— Это после того, как Конрад фон Юнгинген его помоями облил! — пояснил доктор.

— Как?!!

— Ну, не сам лично, конечно… И даже, внешне, получилось, вроде бы, случайно. Понимаешь, в тысяча четыреста четвёртом году, между Орденом, поляками и литовцами был подписан Рацёнжский договор о мире…

— Недолго он действовал! — заметил я.

— Не в этом дело! — отмахнулся доктор, — Этим договором было подтверждено право Ордена на Жемайтию, но в ответ предоставлялось право польскому королю выкупить Добринскую землю…

Я скосил взгляд на брата Томаса. После его пояснений, мне стало всё понятно! Орден отдавал внутренние земли Польши — даже не отдавал, а продавал! — в обмен на полную морскую блокаду королевства. Ха! Молодец Великий магистр!

— Ну, вот, после этого, Конрад фон Юнгинген пригласил польского короля и всю высшую польскую знать отметить это дело в Торне. Мол, ах, какие там вина! Тот согласился. И три дня гуляла шумная пьянка, с рыцарскими турнирами и прочими увеселениями. Вот тут-то и случилась эта история! Конрад предложил королю показать достопримечательности города. И повёз его узкими, мощёными улочками. А тут открывается окно на втором этаже и на короля выплёскивают целый ушат помоев! Можно сказать, по уши в дерьме! Что характерно, кроме как на короля, ни на кого не попало!

Конечно, так заведено испокон. Чтобы помои на улицу выплёскивать. Но ведь положено заранее предупредить голосом возможных прохожих! Или хотя бы выглянуть, прежде чем плескать, убедиться, что улица пуста. А здесь — ничего подобного!

Ну, понятно, кнехты сразу ворвались в дом, схватили глупую бабу, потащили её на суд и судья тут же, не мудрствуя лукаво, присудил её к смерти через утопление. Но король Владислав сделал хорошую мину при плохой игре. Он обратился к Великому магистру с личной просьбой помиловать виновницу. И её помиловали.

Говорят, в этот момент Конрад не смог сдержать мимолётного движения уголком губ. Вроде, он так и знал! Поэтому многие считают, что дело было подстроено самим Великим магистром. А король Владислав с тех пор не любит ездить рядом с крестоносцами… ха-ха!

— А что? — вдруг подумал я, — Если на Великом магистре был в это время волшебный перстень… Редко кто на месте польского короля стерпел бы