нашу линии обороны. Противник понес потери. В результате действия наших ВКС и артиллерии уничтожены…» — и далее перечислены фантастические потери в сотый раз уничтоженных укроповских бригад и батальонов.

Попытка была в общем-то и не совсем попыткой — за полчаса укры проткнули сначала нашу первую линию, а потом и вторую, начав зачищать траншеи и блиндажи, да, на их беду, явилась десантура. Повели они себя весьма беспардонно, насыпали сначала из подствольников, потом заполировали автоматно-пулемётными очередями, а затем для верности прошлись гранатами.

Отбитой траншеи десантуре показалось мало, с ходу взяли вторую, а затем взялись за укроповскую позицию. Арта молчала, пока бой шёл в наших траншеях — берегли своих. Но как только десантура вошла на их опорник, легли первые мины — жалость к своим закончилась. Наши отошли, прихватив дюжину пленных.

Мы сидели на ящиках у штаба, когда в фонтанах воды и грязи вылетел «тигр» и резко присел перед нами, рыча мотором. Из него выскочили трое разведчиков, распахнули заднюю дверцу и поочерёдно выбросили на землю четверых с замотанными скотчем глазами. Не помогли выбраться, поддерживая за руки, а именно выбросили, как выбрасывают в спешке мешки. Оказалось, два поляка, немец и американец. Наёмники. Взяты в опорнике с оружием в руках.

Для военкора пересечься с пленными — удача. Для таких праздношатающихся, как мы, просто широченная улыбка фортуны. Старший разведчиков протянул пакет с шевронами: это для Вити презентик, собирает для музея. Между короткими затяжками сигареты сказал, что в ближайшие дни укропы не сунутся, а там как знать, как знать… Мотострелки на позиции вернулись, но их бы артой поддержать. А ещё он оставил с ними парочку своих ребят: как будет совсем невмоготу, они запалят валежник — сигнал к артудару по опорнику. Ну и ну! Не по рации сообщить, не сигнальными ракетами на худой конец, а банальным костром на кургане, как в старину. Дожили…

Выразили горячее желание поговорить с пленными — не допросить (боже упаси!), а именно поговорить, но старший неопределённо пожал плечами: а зачем? Нашли с кем разговаривать: если бы не контрразведка, то везти бы сюда не стали.

Наверное, нам бы удалось его убедить, что нам, как глоток воздуха, необходим с ними разговор, что это выигрышный билет, который бывает раз в жизни, что… Наши отчаянные мольбы были прерваны появлением «контриков». Они так же небрежно бросили к себе в кузов «пикапа» сынов прогрессивного Запада, пожали руки разведке, а заодно и нам и рванули по грунтовке в неизвестность. Вот вам и улыбка фортуны: гримаса, отвратительная и циничная.

10

Наверное, мы очень неправильные. И дети наши неправильные. И внуки. Мало того, что сами живём суетно, так и родным покоя нет.

Дочь с зятем уговорили Витю взять их с собою: пока он будет мотаться по подразделениям, они поработают в госпитале. Витя договорился с начмедом: взяли их санитарами и вообще подсобниками. Выделили комнатку в самом конце коридора — ничего себе, чистенькая и даже уютная. Мыли полы, наводили чистоту, меняли постельное бельё, разносили лежачим еду, мыли их, обмывали поступающих, переодевали их, стирали окровавленную и грязную форму, чистили и мыли берцы и всякую другую обувь, которую в надлежащий вид штатные санитары из местных приводить отказывались.

Медикаментов и еды в госпитале вдоволь: для ходячих шведский стол, для лежачих принесут в палату. В аптеке столько лекарств, что трудно даже представить. Поступающих раненых моют и переодевают в пижамы, а личные вещи, выстирав, помещают в индивидуальные рюкзаки.

Почти неделя работы в госпитале (ощущение, что все двадцать четыре часа в сутки) санитарами должна была несколько пригасить волонтёрский пыл, но Витя получил обратный эффект: дочь и зять решили, что теперь их место только на передовой. И что там без них ну никак не вытащить раненых с поля боя или из траншей. Без них никто не сможет эвакуировать их дальше в тыл. И вообще без них армии никак. И вообще в следующий отпуск — на фронт.

11

204-й полк бывшего второго корпуса Народной милиции ЛНР, а нынче это полк российской армии. Судьба сложная, порой трагическая, но сейчас воюют отменно. У них и тогда были мужики что надо, только вот с командирами всё как-то не везло. Ну, это общая беда, а не только этого полка.

Якут — это позывной. Вообще-то он луганчанин, просто лет десять прожил в Якутии — так уж жизнь сложилась. Вернулся перед четырнадцатым годом, а когда Киев начал войну, то пошёл в ополчение. С тех пор форму не снимает — вторая кожа.

Сейчас он наводчик на БМП. После жесточайшей контузии страшные головные боли и глухота. Говорит, растягивая слова, как будто речь пьяного, хотя он в рот не берет спиртного с четырнадцатого года: зарок дал не пить до победы. А её всё нет и нет…

Ребята гонят его в госпиталь, чтобы там дали направление на получение слухового аппарата, но тот лишь улыбается. На днях сжег украинский танк. БМП против танка — это что с мухобойкой на слона идти: только раздразнишь и огребёшь по полной. Якут — дока в охотничьих делах. Недаром десять лет в якутской тайге промышлял. Спрятал машину в кустах с вечера, дождался утра, и, когда танк вылез на позицию, Якут в упор ударил из своей скорострельной тридцатки. Потом спрашивали, какой он танк подбил, но Якут лишь улыбался, пожимал плечам и виновато говорил, что укроповский. Оказалось, для него что Т-64, что Т-72, а тем более новые — терра инкогнито.

12

Город ещё не зачищен, но командир дивизиона уже послал ребят выбирать место для штаба. Хитрый с бойцом зашли во двор многоэтажки, подошли к сидевшим у костра местным мужикам, кипятившим воду в чайнике. Насупленные, глядят недобро, исподлобья. Поинтересовались у них, нет ли укропов поблизости, но те отмолчались, лишь предложили чайку попробовать. Хитрый сделал обжигающий глоток, отодвинул кружку, поднялся, перебросил ремень автомата через плечо: так сподручнее. Нутром чувствовал опасность: очень уж недоброжелательны были местные мужики. Через плечо бросил напарнику:

— Пойдём посмотрим.

Как только завернул за угол дома, то сразу же будто плеснули кипятком в лицо: в полусотне шагов толпилось десятка три вээсушников. Ещё мозг не послал импульс руке, как лежавший на спуске палец придавил его: Хитрый воюет с четырнадцатого и реакция у него — отменная, дай Боже каждому. Несколько укров покатились по асфальту, остальные бросились врассыпную. Он пятится, продолжая стрелять, и спиной распахивает дверь подъезда. Автоматически меняет магазин и орет на напарника:

— Стреляй!

В