пальцев Зафиру словно по волшебству возник бледно-лимонный конверт. — Спляшешь, отдам.

— Плясать не умею, ноги отдавлю, а стриптиз не умею. Давай я тебя лучше поцелую? — исполняя обещание, Халльвега звонко чмокнула друга в небритую щеку. Зафиру еще не успел толком привести себя после охоты. Даже не переоделся с делами, с которыми разбирался до недавнего времени.

— Ладно, уговорила, чертовка, — Зафиру протянул ей конверт.

Бумагу с острыми краями выдернули из пальцев. Халльвега уселась на спине дивана, скрестив перед собой ноги. Кое-как туда же поставила недопитую бутыль, чтобы не пролилось ничего, и открыла конверт.

Сердце, занывшее в ожидании, разочаровано бултыхнулось вниз. Почерк знакомый, но не от Турмалина. У ее целестиала буквы острые, косые и неровные. Здесь же прямо каллиграфический почерк.

— Не вижу радости на лице, — заметил Зафиру, изучая кроху на спинке дивана по левую руку от себя. — Чем он тебя расстроил?

— Тем, что письмо прислал не от себя, — Халльвега взъерошила длинные волосы рукой и улыбнулась другу ободряюще. В малиновых глазах промелькнули коварные искорки, которые Зафиру разглядеть не смог. Не ожидал подвоха. — Вот ведь зараза, да?

— Не то слово. От кого же тогда получаем любовные письма?

— Если бы любовные. Это от Глашвы, — Халльвега скинула прочитанное письмо на сиденье дивана внизу. Вновь растянулась вдоль спинки.

— Что ей от тебя понадобилось? — искренне удивился Зафиру. Взгляд остановился на развернутой бумажке поодаль, брать ее в руки он не стал по некоторому размышлению.

— Приглашает на церемонию, — охотно отозвались в ответ. — Завтра. Пишет, что видела меня сегодня днем, и на платьях не настаивает, зная, что у меня на них все равно нет денег. Нет, ты это слышал? Все в округе знают, что у меня вечно их нет. На лбу написано?

— Ты тратишь все, что успеваешь накопить, на свою охоту. Без раздумий и сожаления, — вздохнул Зафиру. Поставил руку на подлокотник, положил на нее сверху голову. Взгляд задумчиво пасся на паркетном полу где-то возле ножки своего рабочего стола. — Это все знают, поэтому не удивляются ничему.

— А на что еще тратить? — искренне удивилась Халльвега, для которой такого вопроса просто не существовало. Подползла ближе к голове Зафиру. Высокая спинка дивана позволяла лежать рядом с тем без проблем.

— На тряпочки, безделушки. Ты же девушка.

— Я авантюрист.

— Ты одна из крайностей.

— Правда? — воскликнула Халльвега, отпила из горла бутылки. Ей в ответ задумчиво кивнули, не отрывая взгляда от пола. — А какая вторая?

— А вторая — отказаться от охоты полностью, посвятить себя жизни в городе.

— Как сделал ты?

— И я тоже.

— А кто еще? — продолжила недоумевать Халльвега.

— Тебе спать не пора, Халль? — внезапно повернули к ней голову, запрокинув ту назад. Склоненная над ним другая голова отрицательно покачнулась.

— И не надейся сбежать от ответа, — предупредила его Халльвега. — Рассказывай. О чем задумался? Это из-за Глашвы? Ты что, всерьез расстроен? Мне казалось, ты к ней равнодушен. Погоди-погоди. Ты сказал… Она что, отказалась от охоты, потому что ты решил забить на охоту болт? Зафиру, ты что, серьезно? И что, после этого ты ее от себя вообще отпустил? Нет, ты что, правда серьезно?!

— Не кричи над ухом, — поморщился недовольно Зафиру, убирая голову в сторону от возмущенной девушки. Так оглохнуть можно.

— Тогда говори сам. Не то я подумаю о самом худшем.

— И даже тогда ошибешься, потому что все еще хуже, — хмыкнул Зафиру. От разговора увиливать не стал. Они друзья. А кому, как не другу, можно рассказать то, о чем сам боишься думать? — Когда-то давно, когда я еще только открыл баню, ко мне нанялась работать одна красивая авантюристка. По ней тут же начали сохнуть все мои друзья и знакомые. Да что там они, все посетителя глазки строили. А ей было все равно. Ходила себе на охоту в свободное время, с подругами гуляла.

Зафиру откинулся на спинку дивана. Взгляд терялся в прошлом.

— Где-то через полгода призналась мне в любви, — продолжил он через некоторое время тишины. — А мне тогда это оказалось неинтересным. Охота, баня, друзья.

— Ты отказал ей? — понимающе прозвучал голос над ухом.

— Сказал, что она хороший работник. Но мне отношения не нужны. Ляпнул с дуру, что не вижу в ней женщину. Но я не это имел в виду!

— Ох, дурак, — простонала сверху Халльвега. Постучалась лбом о обивку дивана. За компанию постучала Зафиру по макушке кулаком.

— Она перестала ходить на охоту. Иногда выбиралась только, редко. Говорят, такая лучница была потрясающая.

— Не видел в деле? — Халльвега тщетно пыталась припомнить. Кажется, она видела Глашву в броне лучника тем вечером, когда неудачно предложила той поддержать Зафиру. Оружия не припоминала только. Колчан был!

— Нет, мы с ней не пересекались. Уровни разные были. Охотились в разных местах на разных монстров, — со вздохом ответил Зафиру. — Так все и закончилось.

— Но ты же знал все это время, что нравишься ей. Почему не подошел, когда сам что-то к ней ощутил? — недоумевала Халльвега. Лежала и болтали ногами, согнутыми в колене. До чего удобный диван! Большой, просторный. Получше чем иная кровать. Нет, она не жалуется на ту, что у нее в комнате, но здесь ничем не хуже. — Слушай, Зафиру, а в тот вечер, когда она к тебе пришла перед увольнением, вы случайно не на этом диване?..

— Халль, идея дать тебе ремня как никогда кажется заманчивой. Ты, безусловно, мой друг, но еще ребенок. И слышать от тебя такое… Непривычно.

— Разбирайся со своими привычками сам, чем грозить ремнем окружающим, — фыркнула Халльвега сверху. — Я вот одного не поняла. Если она тебе сейчас стала нравиться, и ты знаешь, что ты ей тоже не безразличен, тогда почему не скажешь ей об этом?

— И как ты себе это представляешь? После всего, что было, после всего, что ей пришлось потерять?

— О, представляю просто прекрасно. Вы стоите посреди центральной площади, усыпанной цветами, — оживилась Халльвега. Села на коленях на спинке и стала жестикулировать. — Глашва в своем доспехе охотника, в этих коротких шортиках и высоких кожаных сапожках. Ты — напротив нее, весь сияешь как большой слиток золота. У нее за спиной лук, у тебя — щит. Вы держитесь за руки… Хотя, нет. Ты держишь ее в своих руках и целуешь так, что все дамы в радиусе пятисот метров так и млеют, а те, что поближе сразу из трусов и…

— Халль! — Зафиру осадил девушку, когда та разошлась не на шутку в описании своих фантазий. — Держи себя в руках. И вообще, отдай бутылку, с тебя хватит.

— Это моя бутылка, ты мне