В вестибюле Кира, взвинченная, говорит по автомату:

– Все будет как в лучших домах, можешь быть спокойна, ты меня знаешь… На Смоленской через полчаса! Светка, ты настоящая подруга!

Она вешает трубку и лихорадочно роется в сумке в поисках монеты.

Находит, набирает номер.

– Теть Дусь, это Кира. Маму позовите… Мам, я не приду, разберитесь сами… А котлеты? Ну свари макарон! Да потому!.. – вдруг рявкает она.

У стола, за которым сидят Пьер с Успенским, стремительно появляется Кира.

– Пошли… Быстро! Мы опаздываем!

– Куда?

– Куда надо!

Успенский вопросительно смотрит на Пьера.

– Договорились… – кивает Пьер.

Они с Кирой уходят.

– О чем это вы договорились? – подозрительно спрашивает она.

В вечерней толкучке у метро “Смоленская” подруга Света вручает Кире связку ключей:

– Уходя, запрешь на оба, вот этот нижний. Белье в правом ящике комода. Там даже какая-то бормотуха на кухне, можете гулять. Предки только в пятницу приедут…

– Все поняла…

– А француз-то где? – интересуется Света.

– Да вон он…

Кира тычет пальцем в Пьера, который листает журнал “Огонек” у киоска “Союзпечати”.

– Ну, ты даешь!

Они смеются, и Света убегает…

Кира с Пьером лежат в постели.

– А вдруг ты меня не любишь?

– Почему это?

– Кто тебя знает? – вздыхает Кира. – Может, ты прикинулся…

Пьер тихо смеется:

– Какая ты прелесть…

– Смотри…

Она садится, закуривает сигарету.

За большими пыльными окнами мастерской стемнело. Кира сует ноги в туфли и пробирается между полотном на мольберте и ободранным вольтеровским креслом, мимо наваленных грудами холстов и подрамников. Грязные стены увешаны гравюрами, иконами, фотографиями. На столе старинный граммофон и вятские глиняные игрушки, на шкафу – коллекция самоваров.

– Светкин папаша – бабник знаменитый, – ухмыляется Кира. – Он сюда девок водит. Вообще-то он – специалист по итальянскому маньеризму, работает в Пушкинском музее. Мужик, надо сказать, очаровательный…

В кухонном углу, где стоит плита на две конфорки и видавшая виды раковина, Кира нашаривает на полке открытую бутылку портвейна “Три семерки”, наливает два стакана, несет в постель.

– Это что?

– Портвейн.

Пьер нюхает и морщится:

– Гадость…

– Уж извини, французского шампанского не запасли. Как говорится, постой-ка, брат мусью…

Они смеются.

– За что пьем? – спрашивает Кира.

– Как за что? За встречу в Париже!

Она опускает глаза:

– Когда оно еще будет… А за что-нибудь попроще?

– Например?

– За любовь.

Пьер внимательно смотрит на нее:

– За любовь!

Они чокаются, пьют и начинают целоваться…

Девушка в форме “Аэрофлота” привязывает бирку к ручке, и грузчик перетаскивает чемодан Пьера на транспортер. Получив посадочный талон, Пьер с сумкой на плече подходит к Кире, хмурясь, оглядывает зал.

– Ну, где же он? Мне пора на паспортный контроль… Давай еще раз проверим. Телефон у тебя есть, адрес есть. Жду звонка. Как только станет известно число, звонишь. Дата, номер рейса… Если проблемы с телефоном, посылаешь телеграмму… Телефон посольства не потеряла?

– Вон он несется… – говорит Кира.

В толпе пробирается взмыленный Успенский. Пьер машет ему рукой. Валера кидается к ним.

– Думал – кранты… Еле поймал машину! Извини…

– Ну? – Пьеру не терпится.

Успенский вытирает пот, косится по сторонам.

– Погоди, не все так просто… Кирк, мы сейчас. Пошли…

– Куда?

– В сортир…

Успенский и Пьер идут по залу и скрываются за дверью мужского туалета.

В туалете полно народу – одни топчутся у умывальников, другие ждут, пока освободится кабинка. Успенский занимает очередь. Хлопает дверь, кабина освободилась. Валера подталкивает Пьера, тот послушно заходит в кабину. Запирается, стоит в ожидании.

Еще кабина освободилась. Успенский кивком пропускает мальчишку, который стоит за ним. Когда освобождается кабина рядом с Пьером, он ныряет туда. Запирается, тихо стучит в стенку, разделяющую кабины.

Пьер видит, как внизу под перегородкой просовывается ладонь, в которой две кассеты и записка с адресом.

У стойки паспортного контроля небольшая очередь. Пьер обнимает и целует Киру:

– До встречи в Орли!

Кира плачет.

– Мы же никогда не увидимся! – захлебываясь и глотая слезы, она судорожно объясняет: – Я не хотела… не хотела тебе говорить… Меня вызвали в первый отдел и сказали… что Париж обойдется… обойдется без меня…

Люди оглядываются на рыдающую Киру.

– Что такое первый отдел?

– Гэбэ… Посоветовали аккуратней… выбирать знакомства…

Пьер прижимает ее к себе. Успенский отчужденно смотрит на них.

– Из-за меня? Будь они прокляты! Я вернусь. Я обязательно вернусь!

– Они тебя не пустят!

– Я что-нибудь придумаю…

По радио объявляют о начале посадки на парижский рейс. Пьер застывает в поцелуе с Кирой. Жмет руку Успенскому и идет к стойке пограничника.

Дождавшись штампа в паспорте, Пьер оборачивается с трагическим лицом, поднимает руку. И исчезает за загородкой.

Кира с Успенским идут по залу. Кира вытирает слезы. Валера достает из кармана фляжку с коньяком, молча протягивает Кире. Кира останавливается и пьет из горлышка.

– Спасибо… На такси?

– Надо дождаться сообщения о вылете. Мало ли что…

В толпе пассажиров Пьер проходит в салон самолета, кладет сумку на багажную полку и садится на свое место у окна. Он устраивается в кресле, пристегивает ремень, закрывает глаза.

Наконец все расселись, стюардессы захлопывают багажники, слышно, как задраивают двери.

Однако у экипажа возникает какая-то заминка. Две стюардессы что-то горячо обсуждают с пилотом. Старшая стюардесса идет по проходу с человеком в штатском, внимательно оглядывая пассажиров.

По радио объявляют о задержке вылета по техническим причинам.

Пьер старается смотреть в окно.

Успенский стоит в очереди к окошку информации. Получив справку, он отходит с мрачным видом. Кира ждет в тревоге.