Когда дверь за Хейзер захлопнулась, Каспий вздрогнул всем телом и перевел затравленный взгляд на Элизу. В ней не было ни капли зла, даже намека, но тот, кто стоял позади нее, внушал ему ужас.

Это был Вольфганг, его отец.

Он видел его пару раз в детстве, но никогда не разговаривал с ним. Все передавала Криста.

Рука Элизы охватила пустоту прямо там, где была ладонь Вольфганга.

Он нервничал, немного злился, но не более. В нем было что-то безумное, иногда нечто подобное появлялось у Ивейн и, к сожалению, у него самого.

– Привет, пап, – ошарашенно произнес Каспий. Вольфганг чуть нахмурился и слабо, явно с трудом приподнял уголки губ.

– Привет, Каспий.

Вот так, словно посторонний человек. Каспий не тешил себя грезами о воссоединении семьи, но и на такой холодный прием не рассчитывал. Точнее, рассчитывал, но не хотел.

Его отец был ублюдком. Он это знал. Его отец был тем, кто надавал ему поручений перед смертью, с которыми он в итоге так и не справился.

– Пройдем в гостиную? – спросила Элиза, пытаясь разрядить обстановку. – Ой, да, надо обработать твою руку.

Каспий озадаченно оглядел своего отца, пока Элиза искала аптечку. Вольфганг опустил взгляд. Каспий представлял его немного другим. Сейчас плечи были поникшими, но мужественная красота осталась. Каспию она не передалась. На его фоне он выглядел совсем мальчишкой.

Глаза, тонкий нос, волосы у Вольфганга оказались чуть темнее, уши такие же, изгиб губ.

– Идем? – весело спросила Эльза. Все это походило на какой-то фарс.

Каспий даже забыл спросить у него, где Ивейн, настолько эта встреча выбила его из колеи.

Они чинно расселись в гостиной. Он с Элизой – на диване, а Вольфганг сел в отдельное кресло и уставился куда-то в окно.

– Вольфи, хочешь, я расскажу?

Он задумался, но в итоге кивнул.

– Я только начну, – предупредила она, – даже… могу показать тебе одно воспоминание, твоего дедушки.

– Винса?

– А у тебя есть другой? – подал голос Вольфганг и тут же сник, поняв, как грубо это прозвучало.

– Да, от Винса. – Элиза всеми силами пыталась сгладить углы. – Я хотела бы, чтобы ты увидел это лично. – Он протянула к нему свои мертвецки холодные ладони и нежно положила их на виски. – Готов, солнышко?

Вольфганг прыснул от смеха, Каспий послал ему злобный взгляд.

А затем наступила темнота.

Ивейн

Варрон всегда выглядел болезненно со своей худобой, желтоватой кожей и кругами под глазами, будто не спал десятилетие, но его нос всегда был горделиво вздернут, плечи – расправлены, а взгляд транслировал непоколебимую уверенность в себе. Но не сейчас. Даже по сравнению со мной он представлял собой жалкое зрелище.

– Привет, Лавстейн, – тихо добавил он, пока я с ногами забиралась на кровать.

Мелкими, но шустрыми шажками он двинулся ко мне, не поднимая глаз, сел по-турецки на ковер и открыл коробку.

– Черт, тут «Жизнь», а не «Монополия», скучнее в сто раз…

– Ты, мать твою, серьезно? – осмелела я.

Варрон поджал губы.

– Мне сказали…

– Ты меня убить хотел!

– Не убить…

– Изнасиловать! Простите, перепутала.

Он нервно бросил коробку на пол, явно злясь.

– Знаешь, что это такое, когда тобой пользуются и выбрасывают, а, Лавстейн? – Он всегда с таким ядом произносил мою фамилию, даже в школе я каждый раз вздрагивала. Серые глаза Варрона, обрамленные темные кругами, смотрели прямо на меня, даже куда-то внутрь, будто он видел, с какой скоростью трепыхалось мое сердце. – Точно знаешь, принцесса Мунсайда.

– Закрой пасть, – прошипела я, тут же об этом пожалев. Но Варрон не двинулся с места.

– Пользуются всю жизнь. Ради какого-то… гибрида. Затем нагибают тебя, едва ли не насилуют, пусть и под демоническими чарами, а потом ты лежишь опустошенный, один в школьной раздевалке, выкачанный и абсолютно мертвый внутри. Девушка твоей мечты не может быть твоей, потому что магия у вас схожа, и предпочитает тебе какого-то человечишку…

– Не говори так про Уоррена, ублюдок. – Я и сама не заметила, как рука вцепилась в ворот его рубашки. Испуг на лице Варрона сменился раскаянием.

– Я знаю все. Представляю, как ей плохо, как… Уоррен был хорошим человеком, даже я это признаю. Чище всех нас вместе взятых. Такая смерть…

– Закрой пасть! – Я встряхнула его еще раз, а затем убрала руки с долей брезгливости. – Ничего ты не знаешь. Ты сбежал. Просто трусливо сбежал.

Его плечи опустились, голова склонилась вниз. Мне казалось, он был готов расплакаться. И хотя головой я понимала, что этому ублюдку верить нельзя, сердце болезненно сжалось.

– Моя семья уехала. Я остался один.

Бросили его?

– Потому что я, черт тебя возьми, верю в одну идиотку, которая лезет куда не надо. Лавстейн, какой бы тупой ты ни была, сколько бы дерьма мне ни пришлось из-за тебя пережить, но я реально верю в тебя, больше, чем в ковен, больше, чем в этого гребаного ифрита, больше, чем в Комитет. Потому что, когда вы заметили пропажу Уоррена, ты первой побежала его спасать, даже не задумываясь об опасности. Потому что тебе пришлось пережить еще больше, чем мне. Потому что, сколько бы я ни пихал тебя в шкафчик, сколько бы я тебя ни оскорблял и ни унижал в школе, ты даже не огрызалась. Просто молча терпела. Не хвастала своим родом, не нарекала себя спасительницей, а просто молча бежала в лес, переполненный оборотнями в полнолуние, лишь бы спасти одного человека.

Он выдал это на одном дыхании, после пару секунд сверлил меня взглядом, а я даже не знала, что ему ответить.

Он снова начал ковыряться в коробке, раскладывать фальшивые купюры.

– Мне жаль, что Каспий с тобой это сделал. Если бы я знала раньше…

Он отмахнулся. Видно, ему до сих пор было неприятно об этом говорить.

– Почему ты не пришел к Селене после всего?

– Потому что я ей был не нужен, – просто ответил он.

– Ошибаешься…

– Ты в нее раньше играла? – Он натянуто улыбнулся, глядя на меня. Я спустилась с кровати на ковер.

– Нет.

– Брат купил ее на день рождения. Сыграли в нее пару раз и забыли. Безумно скучная, но больше я ничего не нашел. Еще удивился, когда Кармина сказала, что тебе нужны какие-то «игры». Не понял даже сразу.

Ситуация была до одури комичной. Парень, который меня покалечил, сидел передо мной на полу и рассказывал, как играть в какую-то идиотскую настольную игру. Но делать было нечего, и я внимательно слушала, расставляла пластмассовые домики, раскладывала купюры.