Мира молчала, стараясь осмыслить сказанные им слова. Потом, чтобы развеять неловкое положение, призналась:

— Когда ты ушёл на лекцию, я выждала и зашла вслед за тобой. Я не ожидала, что ты такой молодой, а уже профессор.

— Я не так уж молод, мне сорок пять. Родился в Киеве, там кончил школу, а учиться поехал в Харьков. Поступил в физико-технический институт. Процентная норма существовала и там, но в институте ещё работали приличные люди, помнившие Ландау и Лифшица. Меня приняли. Потом аспирантура, защита кандидатской диссертации. Но в конце шестидесятых началась еврейская эмиграция. Тогда на собраниях осуждали людей, подавших заявление на выезд, и выгоняли с работы. Я выступил однажды в защиту одного доктора физмат наук, очень симпатичного, интеллигентного человека. Меня вызвали в первый отдел, предупредили. Но я уже не мог остановиться. Читал лекции отказникам, подпольно учил иврит. Подал на выезд, не надеясь, что получу разрешение. Но всё получилось. Я уехал один, а родители с сестрой репатриировались через пять лет, в семьдесят седьмом. Поселился в Иерусалиме. Меня приняли на кафедру в университет. Я написал ещё один докторат, несколько серьёзных статей, выступил с докладами на международных симпозиумах. А лет шесть назад мне присвоили звание профессора.

— Женился в Израиле?

— Да. Мы познакомились в воздухе, она летела со мной в одном самолёте. Очень красивая девушка. Её семья поселилась в Холоне, а Римма перебралась ко мне на съёмную квартиру в Бейт ха-Керем. Через полгода сыграли свадьбу под хупой. Родилась Веред, потом Йони. Назвали его в честь погибшего во время операции «Энтеббе» Йонатана Нетаньяху. Тогда все были воодушевлены.

Дан замолчал и внимательно взглянул на Миру. Их взгляды встретились. «Так может смотреть на женщину только влюблённый», — подумала она.

— А как ты познакомилась с мужем?

— В Москве Илья стал призёром конкурса Чайковского, и я вознамерилась взять у него интервью и написать о нём статью. Я тогда работала корреспондентом журнала «Музыкальная жизнь». Мы поженились. Он тогда переживал душевную драму. Он любил девушку, которая покинула его и уехала в Израиль.

— А моя девушка улетела в Америку. Она просила меня ехать с ней. Но я тогда думал только о нашей стране. Эта любовь оказалось сильней любви к женщине. Но я не жалею. Здесь я встретил Римму, а теперь тебя.

Он коснулся её руки. Она не одёрнула её и снова поймала его взгляд. У неё не было никаких сомнений в его чувствах к ней.

— Я замужем, — повторила она, как мантру.

— Я ничего у тебя не прошу. Просто ты мне очень нравишься.

— Ты мне тоже. Но я не готова всё бросить.

— Я не настаиваю. Просто буду ждать. А сейчас я отвезу тебя домой.

Он подозвал официантку и попросил подать счёт. Потом расплатился, и они вышли на улицу. Поздний вечер опустился на город, редкие облака медленно двигались по небу среди россыпи далёких звёзд. Они сели в машину и поехали по пустынному Иерусалиму. На перекрёстке Пат свернули налево и по дороге, протянувшейся по краю арабской деревни, поднялись в Гило. Он остановил «Форд» возле её дома, и какое-то время они сидели молча, смотря перед собой. Потом вдруг повернулись на креслах и в одно мгновенье бросились друг другу в объятья. Она целовала его, как ни разу прежде не целовалась с мужчиной. Потом с трудом заставила себя остановиться, оторвалась от него, вышла из машины и, не оглядываясь, побрела к подъезду. Родители заметили в ней перемену, но с расспросами не торопились.

Последнее свидание не могло не иметь последствий. Она позвонила ему через день и предложила встретиться. Он ждал её, как в первый раз, за оградой у входа в кампус. Он повёз её к себе на квартиру. Она безропотно повиновалась ему, и он сознавал, что она желает его любви. Йони был в армии, Веред ушла с подругами в бар и собиралась вернуться поздно вечером. И случилось то, что происходит со страстно влюблёнными людьми.

Потом они лежали, обнявшись, в постели и смотрели в тёмный потолок, понимая, что путь к счастью ещё очень долог.

— Не верится, что у тебя после Риммы никого не было.

— Не люблю лицемерие. Конечно, женщины были, но я их не любил.

— Я не знаю, что предстоит мне пройти. Не могу обязать тебя меня дождаться. Но я люблю тебя.

Он подвёз её в Гило, и они опять неистово целовались, не в силах оторваться друг от друга.

2

В Израиле он не был почти три месяца, только звонил каждую неделю жене, родителям и Яне. И каждый раз из другого города. Это было ему необходимо, как глоток воды в знойный день. Такая жизнь ему нравилась, это был его выбор. Но в далёкой, едва различимой на карте мира стране, жили его мать и отец, его любимые дети и женщины. Он уезжал и ради них, его успех, думал он, питает их любовь к нему. Он стал хорошо зарабатывать. Деньги поступали на банковский счёт, и теперь он мог позволить себе вполне обеспеченную жизнь.

Он ехал из аэропорта в Иерусалим на маршрутном такси не в первый раз. За окном микроавтобуса стоял январь, и поля насыщались влагой для нового урожая. Мокрая лента асфальта говорила о том, что недавно прошёл дождь. Голубизна неба, покрытая разорванными в клочья серыми облаками, ждала неяркого весеннего солнца. Справа мелькнул полицейский форт, один из построенных в Палестине во времена Британского мандата. Илюша вспомнил, как во время экскурсии гид ошарашил его фактом, что этот укрепрайон во время войны за независимость не был освобождён и Иорданский легион выбили оттуда только в Шестидневную войну. После холмов Латруна показались отроги Иудейских гор, обильно поросшие платанами, кедрами и соснами. Илюша любил этот пейзаж. Он знал: почти все деревья были посажены и выросли на скудной каменистой почве. Однажды он видел снимок Израиля из космоса. Узкая зелёная полоса вдоль средиземного моря обрывалась на восточной границе, где начинались оккупированные территории Иудеи и Самарии. Там была выжженная солнцем горная гряда, и таким был Израиль ещё в сорок восьмом году.

Таксист должен был доставить пассажиров по адресам, и они крутилось по городу ещё с полчаса, пока в салоне он не остался один. Водитель, оказавшийся русским, оглянулся и виновато посмотрел на Илюшу.

— Извини, друг. Раньше подвезти тебя не мог. Подняли бы скандал. Гило ведь самый южный район.

— Да всё в порядке. Было даже любопытно. Своеобразная экскурсия по городу.

Мира ждала его и открыла дверь раньше, чем он успел