добродетель. Татьяна являет пример самоотречения, альтруизма, она живет не для себя, а для людей, и это ее осознанный выбор, «добровольный крест». На такое способен не каждый. Вот в чем состоит величественность простоты. Вот почему Татьяна не просто поступает нравственно, но совершает нравственный подвиг.

Трудно подражать Татьяне в ее стоицизме. Хотя бы будем знать, что существует такой высокий человеческий пример, в глазах Пушкина — идеал.

Что же означает онегинская любовь в идейном движении романа? Любовь, даже не принятая, не может пройти бесследно. Она выявила и эгоизм героя, но она будит и добрые его силы, может быть, даже и что-то неожиданное для него самого.

Мировоззренческий и сердечный аспекты нам поневоле приходилось рассматривать раздельно, поочередно. Но человек-то один, и всякие страсти в нем бушуют одновременно. Все-таки попробуем взглянуть на пушкинских героев одним взглядом. И, может быть, увидим луч надежды там, где он неожидан.

Взаимная плодотворность — вот главная характерность отношений главных героев романа. Увы, накопленный опыт не позволяет реализовать упущенные возможности.

Есть разница, прямо или косвенно реализуются духовные силы. Татьяне возвышенными порывами приходится жертвовать. Она подчиняет себя простым установлениям обычаев. Хочется думать, что даже и в бытовом решении роль героя в духовном развитии Татьяны велика. Вспомним: в письме Татьяны явственно звучит сетование на появление героя, без которого «души неопытной волненья» смирить было бы много проще. Теперь все усложняется. Татьяна осуществляет то немногое, что остается на ее долю, становится «верной супругой», но привносит в это немногое все богатство духовности, разбуженной явлением героя.

«Как изменилася Татьяна!» А она сохранила в новой ситуации качества души, живучесть которых воспринимается неожиданной. И не только сохранила, но и развила, видоизменила их. Сохранить духовность на почве быта… Видимо, потери неизбежны (Татьяна понимает это: «Я лучше, кажется, была…»). Но твердость и стойкость натуры выявляет себя и в этом случае.

Татьяну можно назвать прилежной ученицей Онегина. Но она талантлива по натуре, а такой ученик не бывает копиистом. Ученик превзошел учителя.

Прежде всего Онегин не сумел утвердить вольность и покой заменой счастья в жизни. Презирая заслуживающих презренья окружающих его людей, он дразнит их — и остается зависимым от них. Татьяна не проповедует, она на деле «покойна и вольна». При этом она не бежит от людей, она в гуще света, но она независима. За свою независимость она платит страшную цену. Она идет на компромисс, поступаясь девичьими идеалами, но зато безоговорочно отвоевав возможность особого поведения и в обществе, и, вероятно, в семье.

Татьяна — не копиист, как сказано. Она не только усваивает чужие уроки, хотя даже их усваивает творчески. Она дописывает на знамени слово, которого никогда не было в лексиконе Онегина, — долг. Не будет преувеличением признать, что в этом и состоит урок, который она возвращает Онегину. Долг — широкое и необычайно созвучное «декабристскому» времени слово.

Свое письмо Татьяна закончила упованием: «мне порукой ваша честь…» Те же слова она повторит в концовке исповеди, но здесь они звучат иначе, крепче: «Я знаю: в вашем сердце есть / И гордость, и прямая честь».

Трудно выстраивать что-то на обломках несбывшегося счастья, но напутствие дорогого человека сохранить гордость может послужить необходимой опорой.

Но это уже не проблема романа, а проблема гипотетической судьбы героя.

СЮДА ЗАГЛЯДЫВАЮТ РЕДКО, А ТОЖЕ ИНТЕРЕСНОЕ

Мельканье платьев и речей

Роль эпизодических и второстепенных персонажей в романе существеннее, чем это может показаться с первого взгляда. Прежде всего, способы их художественного изображения и функции в романе чрезвычайно разнообразны. Наиболее универсальная их роль — оттенять в том или ином отношении друг друга и главных героев[231]; принцип изучения героев во взаимосвязи позволяет видеть, какими бесконечно богатыми, притом сверкающими гранями может оборачиваться пушкинский роман. Некоторые персонажи, как бы «запирающие» житейски возможные, но художественно не реализуемые боковые отводы-тупики сюжета, занимают существенное положение в сюжетостроении романа. Варьируются художественные приемы обрисовки персонажей второго плана: здесь и изображение через деталь, и развертывание биографии (Ларины, Зарецкий), и диалог (няня — Татьяна), и монолог (Анисья), и изображение через окружающие предметы (дядя Онегина).

Женихи

Отправляясь в исследование этого разнообразного и богатейшего материала, для начала сопоставим два отрывка.

Увы! невеста молодая

Своей печали неверна.

Другой увлек ее вниманье,

Другой успел ее страданье

Любовной лестью усыпить,

Улан умел ее пленить,

Улан любим ее душою…

Другой — из рассказа Лариной о старшей дочери:

Гусар Пыхтин гостил у нас;

Уж как он Танею прельщался,

Как мелким бесом рассыпался!

Я думала: пойдет авось;

Куда! и снова дело врозь.

С уланом, едва встретившись, мы тут же навсегда расстаемся. Гусар вообще проносится метеором.

Между тем эти два отрывка вступают между собою в нерасторжимую связь и взаимно высвечивают и обогащают друг друга. Прежде всего, здесь действуют две сестры, действуют совершенно по-разному и тем выявляют себя. Это тем нагляднее и эффектнее, что ситуация абсолютно одинакова. Улан анонимен, «как все уланы». Гусар поименован и припечатан маской, которая с математической точностью подтверждается посвященным ему лаконичным двустишием, но он по сути тоже анонимен, «как все гусары», как те «отпускные» гусары, которые, чуть позже по ходу романа, в Московском дворянском собрании «Спешат явиться, прогреметь, / Блеснуть, пленить и улететь»; впрочем, «наш» гусар «пыхтит» даже с более основательной целью.

При полном параллелизме отрывков, благодаря разной позиции сестер, резко контрастна эмоциональная тональность. В одном случае этакие мягкие, захлестывающие круги: другой — другой — улан — улан; увлек, успел, умел — любим… В другом случае — откровенно гротесковые тона. Конечно, нет оснований отказывать Лариной в житейском уме и наблюдательности, но, видимо, можно здесь видеть и небольшой авторский нажим: это его сарказм, его заступничество за Татьяну. К сему в скобках добавим, что бесы появляются не только в сновидениях Татьяны. В серии суждений об Онегине проходит и такое: «Сей ангел, сей надменный бес». Но «надменный бес» — куда ни шло, а «мелким бесом» — убийственно.

Коль скоро речь зашла об уездных претендентах на руку Татьяны, посмотрим список, который замыкает гусар Пыхтин, полностью:

«Не влюблена ль она?» — В кого же?

Буянов сватался: отказ.

Ивану Петушкову — тоже.

Знакомые лица! «Двоюродный брат» поэта, лишенный в «Онегине» какой-либо авторской характеристики,