«играет максимально близко к совершенству», Федерер и Бьоркман болтают и веселятся, и Бьоркман спрашивает, насколько же неестественно большим казался Федереру мячик на корте, и тот подтверждает, что мячик был как «шар для боулинга или баскетбольный мяч». Он просто отшучивается – скромничает, чтобы Бьоркман не расстраивался, делает вид, что сам удивился, как необычно хорошо сегодня сыграл; но еще он частично раскрывает, что такое для него теннис. Представьте, что вы человек со сверхъественно хорошими рефлексами, координацией и скоростью и что вы играете в теннис высокого уровня. В игре вы не почувствуете, что обладаете феноменальными рефлексами и скоростью; скорее вам покажется, что это теннисный мячик какой-то такой большой и медленный и что у вас всегда хватает времени его отбить. Т. е. вы не почувствуете ничего вроде тех (эмпирически реальных) быстроты и навыков, которыми вас наделяет живая аудитория, глядя на мячики, несущиеся так, что шипят и расплываются в глазах[451].

Скорость – это еще не все. Теперь мы переходим к технике. Теннис часто называют игрой дюймов, но это клише по большей части относится к тому, куда падает мяч. В плане же удара по летящему мячу теннис – игра микрометров: исчезающе малые изменения в момент удара сильно повлияют на то, как и куда отправится мяч. Тот же принцип объясняет, почему даже малейшая неточность прицеливания при стрельбе из винтовки приводит к промаху, если цель очень далеко.

В качестве иллюстрации давайте все замедлим. Представьте, что вы, теннисист, стоите сразу за задней линией вашего левого угла. Мяч подают под ваш форхенд – вы поворачиваетесь боком к траектории мяча и начинаете заносить ракетку для ответного форхенда. Визуализируйте до того момента, когда вы входите в удар; мяч теперь прямо перед вашим передним бедром, сантиметрах в пятнадцати от точки соприкосновения. Рассмотрим некоторые действующие переменные. В вертикальной плоскости – смена угла лица ракетки всего на пару градусов вперед или назад определит соответственно резаный удар или удар с подкруткой; перпендикулярная ракетка даст плоский драйв без вращения. В горизонтальной – легчайший сдвиг лица ракетки влево или вправо и столкновение с мячом где-то на миллисекунду раньше или позже определят кросс или удар по линии. Дальнейшие легкие изменения в дуге движения и завершения этого удара с отскока решат, как высоко ваш мяч пройдет над сеткой, – что в совокупности со скоростью замаха (а также некоторыми характеристиками приданного вращения) повлияет на то, как глубоко или мелко приземлится мяч на корте противника, как высоко отскочит и т. д. Естественно, это только самые обобщенные различия – типа сильная подкрутка против слабой, острый кросс против не такого острого и т. д. А ведь есть еще и такие аспекты: как близко подпустишь мяч к телу, каким хватом пользуешься, насколько подогнуты колени и/или движется вперед твой вес, можешь ли ты одновременно следить за мячом и видеть, что делает после подачи оппонент. Все это тоже играет роль. Плюс тот факт, что ты не сдвигаешь статичный объект, а скорее меняешь направление и (в разной степени) вращение приближающегося снаряда – в профессиональном теннисе приближающегося на скорости, на которой сознательное мышление невозможно. Первая подача Марио Анчича, например, часто доходит до 210 км/ч. От задней линии Анчича до вас двадцать четыре метра, а значит, его подача добирается до вас за 0,41 секунды[452]. За это время два раза быстро моргнуть не успеешь.

Вывод: профессиональный теннис играется в слишком короткие для осознанного действия интервалы времени. И тем не менее эффективный ответ на подачу зависит от огромного множества решений и физических подстроек, которые куда сложнее и обдуманнее, чем моргнуть, подскочить от испуга и т. д.

Для успешного ответа на сильную подачу требуется то, что иногда называется «кинестетическим чутьем», т. е. способность контролировать тело и его искусственные продолжения с помощью сложных и очень быстрых систем распределения задач. В английском есть целое облако терминов для различных частей этой способности: чутье, точность, форма, проприоцепция, координация, зрительно-моторная координация, кинестезия, грация, контроль, рефлексы и т. д. Для многообещающих юниоров отточить кинестетическое чутье – главная цель тех жестких ежедневных тренировочных режимов, о которых мы часто слышим[453]. Тренировка здесь идет и на мускульном, и на неврологическом уровне. Бить тысячу ударов, день за днем, развивать способность «чутьем» добиваться того, чего не может обычная сознательная мысль. Постороннему такая однообразная практика часто кажется выматывающей или даже жестокой, но посторонний не чувствует того, что происходит внутри игрока: тонкая подстройка, снова и снова, и ощущение эффекта каждой перемены, которое обостряется все больше и больше, удаляясь от нормального сознания[454].

Время и дисциплина, которых требует серьезная кинестетическая тренировка, – одна из причин, почему топ-профессионалами обычно становятся те, кто посвящает теннису большую часть сознательной жизни начиная (самое позднее) с подросткового возраста. Например, Роджер Федерер оставил футбол и все отождествляемое с детством и отправился в швейцарский национальный центр обучения теннису в Экубленсе в тринадцать. В шестнадцать он бросил школьную учебу и вступил в серьезные международные состязания.

Всего недели спустя после ухода из школы Федерер выиграл на юниорском Уимблдоне. Очевидно, это под силу не каждому юниору, который посвящает себя теннису. Следовательно, не менее очевидно, что нужно что-то больше, чем время и тренировка, – еще есть чистый талант и его разные степени. У ребенка должна быть экстраординарная (и измеряемая) кинестетическая способность, чтобы годы практики и тренировок стоили того… зато дальше, со временем, из общей массы игроков начинают сепарироваться и подниматься сливки. Так что один тип технического объяснения превосходства Федерера: он просто больше одарен кинестетически, чем остальные профи-мужчины. Всего капельку, ведь в топ-100 кинестетически одарены все, но ведь и теннис – игра дюймов.

Ответ правдоподобный, но неполный. Возможно, он был бы полным в 1980-х. Но в 2006-м справедливым вопросом будет, почему такой талант вообще до сих пор имеет значение. Вспомните правду о догме и табличке в Уимблдоне. Каким бы он ни был кинестетическим виртуозом, Роджер Федерер сейчас доминирует среди крупнейших, сильнейших, самых тренированных и натасканных профи-мужчин в истории игры, использующих термоядерные ракетки, с которыми, говорят, тонкая калибровка благодаря кинестетическому чутью уже не релевантна – это как насвистывать Моцарта на концерте «Металлики».

Согласно надежным источникам, история почетного жеребьевщика Уильяма Кейнса такова: в два с половиной года мать однажды нашла у него уплотнение в животе и отвела к врачу, и опухоль диагностировали как злокачественную. Дальнейшее, конечно, представить невозможно… как маленький ребенок проходит химиотерапию – серьезную химиотерапию, как его матери приходится это видеть, нести