– Не бойтесь. Ей уже пора взрослеть, и начнется ее взрослая жизнь сегодня, с восхода на престол.

– Ну, положим, ты смог меня слегка подуспокоить, ну а что насчет этого педика, что тут плясал?

– Это недоразумение мы уже устранили, не беспокойтесь, произошла небольшая накладка. Но она уже успешно разрешена.

 – Оу, вот это история, – качнула головой Виктория.

– Вот так я и оказался тут, – пожал плечами Кевин, нервно поджав губы.

– Слушай, так что ты вообще забыл на этом острове! Бегом давай к своей Гвен!

– Слушай, я ведь даже не знаю, где ее искать! Тебе легко говорить, когда на твоих плечах не лежит этот… – поперхнулся Кевин, всё же ощутив разницу их положений и уровень ответственности, – но и ты меня пойми, я не могу просто прийти и как ни в чем не бывало продолжить общение с той, кому изменял такое количество времени!

– Слушай, ты – можешь! Возьми свои яйца в кулак и давай шуруй, хотя бы поговори с ней, добейся встречи, а будете ли потом вместе, это уже решите потом, к тому же…

– Вика, мы почти на месте, собирайтесь, – прервал девушку голос из динамиков.

– В-общем, ты меня понял, – начав собирать вещи Кевина, которых осталось не так уж много после заварушки с гвардией лилового трайба, с которыми шаманам пришлось повозиться, чтобы отбить Кевина, – пошли, –сделала жест рукой девушка, приказывая ее другу следовать за ним.

– Полетишь вместе с лиловыми к границе стран Конгресса, там вас встретят. Члены трайба будут направлены в лагеря для беженцев, а ты, скорее всего, уже сразу, сможешь добраться из аэропорта до своего города ближайшим прямым рейсом.

– Слушай, так не пойдет… Тут же еще все мои ребята, мой менеджер…

– Которые не имеют к ситуации персонально со мной никакого отношения, поэтому о них даже не беспокойся, они будут в порядке, я тебе обещаю! Скажешь им потом, что пораньше свалил, потому что тебе было скучно или… придумаешь еще что…

– Стой, подожди, подожди, – стоя у вертолетной площадки, откуда уже должны были отправляться грузовые судна, заполненные людьми, затараторил Кевин, – а как же ты?

– Я не могу пока покинуть этот остров, не сегодня, – на лице Виктории промелькнула грустная улыбка, – иначе никто сегодня отсюда не выберется, в том числе и ты, – Виктория кивнула в сторону «вертушек» – не беспокойся, мы наверняка встретимся еще, Кевин. Я, правда, очень рада, что смогла познакомиться с тобой.

– Стой, это слишком… Слишком неожиданно! Я не могу просто так взять и…

– Пожалуйста, – резко обняв, машинально проговорила Виктория, – пока я еще держусь, улетай, иначе никто из нас уже не сможет этого сделать. Ты еще не до конца понимаешь, что тут происходит, но… Я думаю, ты и так почувствовал, что мы с тобой…

– Виктория, – протянул девушке телефон один из воинов-шаманов, – это тебя по закрытой линии из Империи.

– Подожди секунду, – сначала бросив обеспокоенный взгляд на аппарат, но тут же собравшись, притянула трубку к уху и вполголоса ответила Виктория: «Да?»

 – Нет, нет, нет! – доносился откуда-то издалека голос самого послушника, который периодически менялся, превращаясь то в женский крик, то в монотонные причитания создателя, который сам потерялся в собственноручно написанном произведении.

– Как же это может быть? – теперь уже превратившись в голос учителя, задребезжали слова, – как же так всё это может быть?

Арчибальд больше всего на свете сейчас хотел бы сам прокричать от отчаяния эти самые слова, однако, вместо этого, дрожал от осознания того, что никогда не обладал никакой самостоятельной волей, и уж, тем более, возможностью ее выражать, в том числе и символично, в виде Великого Первого Слова, откровения, которое оказалось настолько же надуманным, как и его собственная персона, и практики, и всё, что было связано и с монастырем, и его учителем, и его дочерью, в которую он влюбился без памяти, и которая оказалась таким же миражом, как и его мысль об освобождении, которое стало не более чем иллюзией, как, впрочем, и вся его жизнь. Достаточно было слегка прищуриться, чтобы навести фокус и понять, что это так называемое просветление всегда было неотъемлемым качеством темницы мира, самой его жизнью. В итоге, послушник лишь делал по сути бесплодные попытки раз за разом забыть об этом, высокомерно считая, что все эти попытки были им же самим возведены в течение жизни и тем самым являлись искусственным препятствием, что стоило преодолеть. Однако, на деле же, они были всего лишь естественными защитными системами от той правды, которую он сам же старался скрыть от себя.

– Не так ли, мой дорогой? – ласково зажурчал голос его любимой, который теперь не ласкал его слух, но бросал в неописуемую дрожь, заставляя испытывать приступ иррационального страха, который готов был разорвать его на части.

– Я не слышу, я не слышу тебя! – хохотала Богиня, преследуя жалкого червя, что осквернил ее алтарь, готовясь раздавить его, как мелкого жука.

Эта самая мелкая букашка, тем не менее, отчаянно цеплялась за свою жизнь, постоянно проваливаясь мысленно в чужие жизни в попытке сбежать, и, с ужасом понимая, что отдала бы всё на свете, лишь бы только забыть о том страшном знании, которое теперь неистово клокотало внутри бегущего от самого себя существа, что очень хотело вновь испытать все муки своего бытия, начиная от незнания и заканчивая ужасным концом на колесе варваров, и далее, чтобы преобразиться в миллионы всевозможных существ и прожить миллиарды их жизней, лишь бы только скрыться от той правды, которая стирала все границы внутри него самого, заставляя с ужасом вглядываться в ту бездну, что распростерлась вместо его «я».

Ведь он мог вынести все страдания! И был мог даже получать извращенное удовольствие на контрасте событий от одного только осознания, что сейчас с ним происходит что-то новое и неизведанное, и с помощью этого создать иллюзию безоблачной жизни живого божества, однако же нет! Ему понадобилось копнуть так глубоко, что оказалось, дна у этого колодца ужаса нет, и он влетел в него с невероятной скоростью, приземлившись в бесконечно малом и одновременно большом пространстве, на вершине величайшей из гор и на дне глубочайшего океана, оказавшись на тонком льду своего рассудка, к которому неспешно подходило существо, что являлось им самим. Это вселяло в искателя правды такой панический ужас, что, казалось, он больше этого не вынесет. Однако стоило пришельцу прикоснуться к трясущемуся наблюдателю, как весь страх последнего вмиг сменился чувством бесконечного узнавания и радости от того, что он, оказывается, испытывал каждый раз – одно-единственное бесконечное мгновение, обернутое в страх тысяч форм и мыслей, которые обернулись бесконечной благодарностью перед игрой его вечной супруги, что своей улыбкой убила всякие сомнения и с радостью поцеловала своего мужа в лоб. Тот в ответ лишь одарил свою любимую хитрым взглядом, который давал понять, что ему хотелось бы побыть несведущим еще немножко. Отказать ему любимая не имела никакого права и уж, тем более, никакого желания, которое и не было ее собственным никогда, по крайней мере, так уже начало казаться всезнающему скитальцу, который с улыбкой на устах вновь нырнул в гущу событий своего бесконечного сна.