Толпа встретила эти слова дружным и неистовым ревом, словно тут собрались кровожадные пираты Бараха, а не мирные аргосские крестьяне. Закачался целый лес самодельных пик, кто-то, истошно вопя, размахивал пылающим факелом, не заботясь о том, что летящие в разные стороны огненные брызги могут попасть на сухие тростниковые крыши; кто-то пустился в дикий, исступленный пляс, кто-то повалил визжащую женщину прямо в дорожную пыль, лихорадочно задирая ей полотняную юбку… Никто ни на кого не обращал внимания, казалось, в одночасье спали все запреты, исчезли обычаи, правила, заповеди; мирные землепашцы превратились в озверевшее стадо демонов.

– Что с ними могло случиться? – услыхал Конан потрясенное бормотание Карелы, однако он и сам был удивлен никак не меньше своей спутницы.

Тем временем толпа поселян, похватав заплечные мешки, гурьбой повалила по ведущей на север дороге вслед за всадником с красным копьем. В деревне остались лишь несколько уж самых древних старух да несколько малолетних детей при них. Все остальные обитатели ушли – и мужчины и женщины. Было брошено все имущество, скот, птица – никто не остался следить за ними.

Пыль, взбитая десятками и сотнями ног, еще не успела осесть, когда Конан заметил на опустевшей площади привязанного к дереву человека в золотистом одеянии жреца Митры.

– За мной! – коротко скомандовал киммериец. Через несколько минут его отряд уже бежал по деревенской улице, распугивая беспечных кур и поднимая нежившихся в грязных лужах свиней.

Деревня казалась вымершей; немногочисленные оставшиеся ее обитатели не показывались.

Привязанный к дереву жрец был без сознания. Его одеяние было разодрано, лицо украсили многочисленные кровоподтеки. Несчастного привязали как раз напротив небольшого храма Митры, совсем недавно – прибранного и аккуратного, украшенного немудреными цветочными гирляндами, что плели в дар Солнечному Богу местные девушки, а ныне разгромленного и разграбленного. Двери были сорваны, окна выбиты, алтарь и небольшая статуя Митры свергнуты с постаментов; из зияющего дверного проема остро разило нечистотами.

Раина сунула Конану в руку кожаную флягу с водой; киммериец поднес горлышко к запекшимся губам жреца. После нескольких попыток им удалось напоить его и привести в чувство; однако прошло еще немало времени, пока жрец смог говорить.

Его глаза изумленно расширились при виде склонившегося над ним сурового лица Конана.

– Мой повелитель… – прохрипел несчастный, делая попытку соскользнуть на пол и поклониться. Конан силой удержал его.

– Почему ты называешь меня повелителем? Разве это земли Аквилонии и разве я – ее король?

– Конечно, господин. Это южный рубеж Пуантена. А не узнать тебя я не мог – я учился в Тарантии… Я видел тебя… пока ты еще не передал престол твоему сыну, принцу Конну… Ты вернулся, государь! – глаза жреца лихорадочно блестели. – Ты вернулся, и теперь все пойдет по-иному…

И вот что рассказал им Эрмитреус, молодой жрец Митры, с отличием прошедший обучение у самых знаменитых богословских учителей Тарантии, однако избравший нелегкий путь жреца в небольшой южной деревеньке, чтобы иметь возможность помогать тем, кто действительно нуждается в его помощи и утешении.

Долгое время местные жители были действительно кротким и миролюбивым народом; однако некоторое время назад – примерно с месяц – их словно бы подменили. Все внезапно заговорили о каких-то понесенных от Аквилонии «обидах». Понятно, что никто не мог привести никаких доказательств; впрочем, в них и не нуждались. Главным было проклясть Аквилонию и тарантийских правителей.

Волна безумств стремительно охватывала аквилонское пограничье. На западе, в Зингаре, вдруг ни с того ни с сего припомнили недоброй памяти герцога Гварралидского, Панто, что попытался как-то раз напасть на Аквилонию; авантюрист, ни во что не ставивший жизни простых зингарцев, обманувший их лживыми посулами и трусливо сбежавший при виде грозного воинства Аквилонии, бросив на произвол судьбы свою армию, вдруг стал почитаться чуть ли не святым. Народ Зингары внезапно преисполнился жаждой мщения. До Эрмитреуса дошли слухи, что рати собираются и там. Восточнее, в Аргосе, творилось то же самое.

Старые недруги, Офир и Коф, вновь подняли головы. В Офире поминали «доброго» короля Амальруса, в Кофе – Страбонуса. Достопамятная Шамарская битва дорого стоила этим двум королевствам; однако там все как по волшебству забыли, что причиной ее стало коварство этих двух королей, ложью и обманом заманивших Конана в ловушку…

– Вести поступают ко мне из многих мест, – хрипел жрец. – Их приносит голубиная почта, но последнюю неделю новостей почти не было. Многие храмы Митры подвергаются разорению и осквернению, служителей Солнечного Света предают мучительным казням… Если бы не ты, господин, мне бы тоже не удалось дожить до сегодняшнего вечера. Но теперь ты вернулся, и все будет хорошо.

Конан отвернулся, не в силах видеть горящего безумной надеждой взора. Как сказать этому несчастному, что он-то послан сюда с совершенно иной целью!

Речь жреца тем временем становилась все более и более бессвязной. Похоже, у него начинался бред. Конан поспешил осмотреть тело, однако не нашел ни одной раны, что могла бы угрожать жизни. И тем не менее Эрмитреус умирал.

Агония молодого жреца была недолгой. Не прошло и четверти часа, как глаза его навсегда закрылись.

– Здесь не обошлось без магии, – угрюмо бросил Конану посланец Крома, помогая киммерийцу копать могилу.

– Да, и я сам об этом подумал, – проворчал в ответ тот. – Чья-то воля заразила безумством жителей окрестных земель; бедняги! Их же всех гонят, считай, на убой – разве такие землепашцы выстоят хоть минуту против моих «черных драконов»?!

– Не торопись сбрасывать их со счетов, Конан, – покачал головой сподвижник Крома. – Если в дело вмешалось волшебство, то можно ждать всего. Например, у всех твоих воинов вдруг завязнут в ножнах мечи…

– Хотел бы я знать, что творится сейчас в Немедии и пиктских пущах, – проронил задумчиво Конан. – Готов прозакладывать руку, они поднялись тоже. Те, наверху, – он ткнул пальцем в небо, – не играют по-мелкому. Сдается мне, Аквилония уже в кольце. Я, по крайней мере, на их месте поступил бы так.

– Не вижу, какое значение это имеет для нас, – неожиданно вмешалась в разговор Испарана. – Что нам было приказано? Сместить с трона твоего сына, Конан. Так зачем мы теряем здесь время? Надо двигаться к Тарантии. Там будет видно – быть может, удастся сохранить жизнь Конну.

– Разумно, – сквозь зубы бросила Карела. – Может, все же прислушаешься к нашим словам, Конан? Сила солому ломит. Бороться с Богами бессмысленно, тем более со столь могущественными.

Киммериец скрипнул зубами, однако ответить по существу ему было нечего. Не теряя больше времени, маленький отряд двинулся на север, вслед за ушедшим крестьянским воинством.

Час проходил за часом,