ситуацию в связи с рукописью знаменитого русского писателя. Скажем, перед нами листок с несколькими строками малоразборчивым почерком, который выдается за автограф Пушкина, но почерк настолько обыденный для той эпохи, при этом лишен характерной для творческих рукописей Пушкина визуальной индивидуальности, что никакой маститый пушкиновед не подтвердил бы его как пушкинский автограф. Однако на обороте этого листка есть удостоверяющая запись, уже четкая и подробная, с указанием авторства Пушкина, сопутствующих написанию обстоятельств, сделанная после смерти поэта его другом В. А. Жуковским. Будет ли тогда этот листок, заполненный нехарактерным почерком, считаться безусловным автографом Пушкина? Да, несомненно, потому что никто не найдет аргументов подвергнуть удостоверение Жуковского сомнению.

И ровно в таком же ключе я ответил на заданный вопрос. Если К. М. считает излишним публикацию этого стихотворения в специальной заметке, где воспроизведен и документ, и его история, что вводило бы рукопись в научный оборот (а это нежелание явно присутствует, если шестьдесят лет спустя этот листок продолжал лежать в его письменном столе и первым, кому было о нем рассказано, стал автор этих строк), то я вижу один выход. Нужно сделать с этого ветхого листка ксерокопию, на которой синей ручкой написать примерно то, что было сказано выше о происхождении этого нехарактерного автографа, после чего поставить внизу дату и подпись. И тогда статус этой рукописи будет совсем иным, нежели без такого подтверждающего документа: ведь зная о том, что связывало этих людей, никто не посмеет опровергнуть такой удостоверяющей записи.

То есть подобные автографы, хотя бы и сами они были нехарактерными, должны быть подтверждены не просто «экспертным заключением» некоего кандидата наук, который штампует их по нескольку в месяц (да хоть бы и в день), но каким-то неоспоримым свидетельством иного порядка, доверие к которому будет абсолютным. Сходным образом нередко удостоверяются наброски или же неподписанные работы известных художников, и подобные надписи оказываются много более убедительными, нежели стилистические сопоставления или позднейшие экспертизы искусствоведов.

Опасности

Мы не хотим особенно стращать ни нынешних (которые, впрочем, сами о многом знают), ни будущих коллекционеров или антикваров, однако все-таки должны сказать о нескольких сопутствующих миру антикварной книги опасностях.

Профессиональные заболевания

В прежние годы, говоря о 1980–1990-х, наибольшей опасностью было купить книгу, которая происходит из государственной библиотеки, о чем мы уже не раз говорили. Но поскольку в годы «глобальной геополитической катастрофы» на рынок хлынул поток не то что упраздненных учреждений, но даже упраздненных союзных республик, то разобраться в этом вопросе было сложно: какие книги получили свободу законно, а какие были украдены. Да и ныне, как мы знаем, библиотеки Латвии списывают первоклассные русские книги XIX века из своих фондов, и покупка таких экземпляров воспринимается не как приобретение книги со штампом, а как спасение экземпляра от переработки на макулатуру.

Поскольку никакое регулирование в данном случае невозможно, а более бережное отношение, которое нет-нет да и проглянет в практике государственных библиотек, не позволяет им, получив новые наименования, опять покрывать «колотухами» миллионы и миллионы книжных редкостей, то, приобретая книгу со штампом советского учреждения, ты доподлинно не знаешь, списанная она или же до сих пор где-то числится. И если в нынешнее время в значительной степени такие покупки можно отследить (покупаются книги в основном на электронных ресурсах, которые фиксируют какие-либо данные продавца, а информация о покупке сохраняется в вашей переписке), то раньше такой сплошной фиксации не происходило. Да и ныне, если книга покупается на блошином рынке (вернисаж в Измайлове в Москве или же рынок на Удельной в Петербурге), никаких подтверждений у вас не остается. И вот может статься, что когда ты захочешь такую книгу продать либо же просто кто-то узнает о твоей покупке и сделает неправильный (или правильный) вывод, то, как результат, к тебе неожиданно могут прийти работники Министерства добра и правды, и придется столкнуться с непарадной стороной жизни антиквара и коллекционера.

Порою желчный М. М. Климов, повидавший антикварную торговлю не то что при всех режимах, но и во всех странах, в этом случае говорил так: в каждой профессии есть свои профессиональные заболевания; от избытка пыли – пневмокониоз, от перенапряжения мышц плеча – миофиброз, а вот в антикварном мире, где основной риск происходит от неожиданностей, связанных с органами добра и правды, тоже есть болезнь, и называется она – «ментоз». Несколько экстравагантно, но суть изложена абсолютно верно, поскольку в годы наличия статьи УК, по которой преследовалась спекуляция, жизнь и свобода антиквара были под постоянным прицелом людей в серой форме.

Декриминализация спекуляции в общем-то почти что освободила антикварный рынок от такой профессиональной болезни. Впрочем, начались новые тяготы: довольно долго, особенно в 1990‐х годах, когда частный бизнес со всех сторон подпирался разного рода «помощниками», давление осуществлялось по различным линиям, в том числе и по прежней; от этого оказывались более защищены те коллекционеры и антиквары, которые водили дружбу с сотрудниками Министерства добра и правды.

Однако в последние десятилетия карающий меч государства по большей части покоится в ножнах. Эта ситуация сложилась, конечно, не потому, что кто-то наверху задумался о необходимости свободы и для этого рынка тоже; просто в связи с эпохой повальной оптимизации были ликвидированы подразделения, которые коротко именовались «по борьбе с антиквариатом». Наличие подобных структур диктовало и необходимость их действий, ведь они созданы были для «пресечения и профилактики правонарушений». Усугубляла картину вечная для России ситуация: «палочная система» вместе с аббревиатурой «АППГ» (аналогичный период предыдущего года), то есть даже при отсутствии каких-либо правонарушений их нужно было как-то профилактировать и пресекать. Последнее делало жизнь антикваров и коллекционеров, и без того наполненную многими иными опасностями, еще более беспокойной.

Дефекты

Говоря же не о тех опасностях, которые были, а о тех, которые также существуют, мы не станем тут перечислять страхи антикваров и коллекционеров, народа по природе своей мнительного и тревожного. Но должны сказать о главной опасности, которая ныне присутствует на антикварном рынке, – это покупка фальсификата под видом подлинника (о чем мы еще скажем).

Обложка и титульный лист первого издания поэмы А. С. Пушкина «Цыганы» (1827)

Усугубляет картину то, что далеко не всегда коллекционер приобретает фальсификат у его изготовителя: эти случаи, вероятно, тоже бывают, но сложнее, когда такой предмет уже пущен в оборот, куплен – продан, и тогда страдают все, кто к нему прикасается. Купивший может сбыть его с рук дальше, даже не ведая о том, что он торгует фальсификатом, а может и