Бывает и так, что нет никакого фальсификата: положим, в экземпляре имеется какая-либо реставрация, выполненная хорошо или очень хорошо. Категории эти обычно оцениваются исходя из того, насколько реставрационное вмешательство заметно глазу; то есть если реставрация выполнена именно так, как мы сказали, на первый взгляд она не должна быть заметна. Это касается и профессионального восполнения недостающих страниц и иллюстраций. Конечно, опытный глаз должен распознать последнее, но не каждый глаз является наработанным и не каждый будет пристрастно разглядывать каждую страницу, если к тому нет особенного повода. Подытожим: собиратель купил себе в собрание ценную книгу, где пара страниц была умело восстановлена; обычно такие покупки делаются в тех случаях, когда книга или столь редка, что полный экземпляр недостижим, или же разница в цене такова, что собиратель предпочел купить дешевле реставрированный экземпляр. Вариантов множество. Но всегда случится, что когда-нибудь неподготовленный покупатель или антиквар возьмет книгу в руки и, ничего не заподозрив, передаст ее далее по антикварно-пищевой цепочке. Так будет до того момента, пока кто-то не распознает реставрацию, а может, не распознает никогда.

В чем же тут риски? А риски в том, что если нечто такое (фальсификат, умелая реставрация) распознается не сразу, а по прошествии времени, то сложно предъявить кому-либо претензии. Либо по истечении сроков (через два или три года отечественные аукционные дома на законном основании не принимают претензий), либо по невозможности найти того, кто тебе такой «подарок» обеспечил.

Но и здесь, когда речь о покупке, совершенной ранее, если это дефект, а не полная фальсификация, у продавца существует способ засунуть голову в песок. Он может сказать, что замена или отсутствие страницы/иллюстрации произошли не до того, как ваша сделка совершилась, а уже впоследствии. Иными словами, косвенно обвинит вас в том, что именно вы сами что-то подменили или вырвали из книги, а теперь решили покупку вернуть. Учитывая совершенно отвратительные привычки многих «библиофилов», такое не только теоретически возможно, но и реально. То есть «отыграть» покупку назад много кто порой желает, а потому и пользуется способами, небезупречными с моральной точки зрения.

Бывает, что просто нет понимания, кто виноват. Ситуация из нашей жизни. Некогда мы наконец смогли «укомплектовать» свой экземпляр первой книги Пушкина – «Руслана и Людмилы» 1820 года. В конце 1990‐х годов, когда мы уже несколько экземпляров этой редкой книги продали, задумались о том, что пора бы уже оставить очередной в своей коллекции, а то есть риск остаться с таким транжирством и без этой важной книги. В последнем нами тогда «остановленном», хотя и с гравюрой, экземпляре отсутствовали пара страниц в середине (что, вообще говоря, бывает с этим изданием нередко); и, вот когда мы купили еще один дефектный экземпляр, лет уже через пятнадцать, то руками опытного реставратора переставили оттуда нужные страницы, тем самым окончив многолетние поиски.

Остался нам в наследство от этой манипуляции «донор», довольно уставший, но все-таки первый «Руслан», который реставратор дополнил недостающими страницами-копиями, и через некоторое время, когда наступил момент безденежья, мы решили с ним расстаться. Не имея лучшего варианта для быстрой продажи, я отнес его в дружественный аукцион, указав на реставрацию страниц. Поскольку это был аукцион, где при описании страницы считают (таких в Москве не столь много), мне через пару дней позвонили и сказали, что в экземпляре недостает еще одного листа (двух страниц). Из-за того, что колонцифры в этом издании проставлены далеко не на всех страницах, путаница возникает порой и при просчете страниц исправного экземпляра; потрусив в аукцион, я уже лично убедился, что двух страниц таки нет.

Словом, наступил момент истины: аукциону я доверял, особенного смысла в том, чтобы им вырывать лист, – не видел, но, что уж совсем говорит обо мне не с лучшей стороны, выходит, я-то лично страниц не сосчитал, и в этом – главная моя ошибка. Вот думаю, и ко мне постучался Алоизий Альцгеймер… Коллега, который как раз и купил этот дефектный экземпляр в числе нескольких книг у своего многолетнего знакомца и старейшего московского книжника, страницы считал, и был уверен, что страница на месте. Но я помнил, что как раз в той же покупке он пропустил такую «дыру» в другой книге. То есть я допускал, что коллега мог просчитаться и в «Руслане», коллега же был уверен, что аукционный дом сам вырвал страницу и продал ее кому-то, у кого не было именно этой страницы. Вот такая сложилась ситуация…

Это, разумеется, не было трагедией, но и приятно было мало и запомнилось как одно из немногих происшествий за три десятилетия нашего с А. Л. С. безмятежного совместного книжного хозяйства. Винил я лишь себя: я ведь не только не просчитал страницы сам, хотя никогда никому в таких случаях не доверял (а настоящий книжник в вопросах счета страниц в прижизненном Пушкине никому доверять не должен в принципе), но и не попросил просчитать страницы при мне в момент сдачи книги на аукцион. В общем, совсем расслабленно себя повел с книгой, за которую мы, между прочим, хотели получить даже в неполном виде довольно круглую сумму. Конечно, это не была книга из коллекции – тут бы я пылинки сдувал, но все-таки это была книга с большой буквы. Так был обнаружен дефект, книга в тот момент продана не была, но, конечно, была продана позднее (потому что такие книги продаются всегда). Но кровоточащая рана осталась и у меня, и у коллеги. И мы до сих пор остаемся при своих, когда речь заходит о том экземпляре «Руслана»: я полагаю, что экземпляр был дефектный, а он – что страницы вырвали антиквары.

Впрочем, встречаются и ситуации более горестные. Скажем, лет десять назад на одном из московских аукционов продавался эталонный экземпляр поэмы Пушкина «Цыганы» (1827) в печатной обложке голубоватого цвета. Продан он был тогда за очень большие деньги, даже при том условии, что пушкинские прижизненные издания в подобной сохранности, в первозданных обложках, встречаются крайне редко. Бывает, что обложки сохранены под переплетом, что тоже замечательно, но все-таки ныне, если и выходят на рынок его книги, то обычно без всяких обложек. Тогда я удивился слегка, потому что в экземпляре «Цыган» в нашем «Музее книги», тоже первозданном, обложка желтоватая. Это не то чтобы небывалая практика, скажем, «Мечты и звуки» Н. А. Некрасова (1848) бывают в обложках и желтой, и зеленой бумаги. Вариативность цвета бумаги печатных обложек – практика книгопечатания.

Зато не так давно попался в продаже еще