– Сомневаюсь, что мой близнец не играет в крикет так же хорошо, как и я, – уточнил Конан Дойл с полной серьезностью.

– Кто знает, Артур, кто знает… – Уэллс улыбнулся. – Зато я могу заверить вас в следующем: мы с моим близнецом прожили почти одинаковые жизни, по крайней мере до того момента, когда его судьба резко переменилась. – Джордж затер одну из параллельных линий, нарисованных на земле. – Он тоже написал “Машину времени”, “Человека-невидимку” и “Войну миров”… А также женился на Джейн или, лучше сказать, на ее очаровательной копии, но жизнь его все-таки немного отличалась от моей. В детстве того Уэллса укусила собака, а меня нет. Он никогда не падал с лестницы в мануфактурной лавке, а я падал. Он совершил путешествие в Антарктиду, где потерял два пальца на руке, а у меня пальцы целы. И еще он наделен даром – или это можно назвать проклятием, как посмотреть, – который позволяет ему совершать прыжки в разные миры, а я… Само собой разумеется, я ничего подобного делать не умею.

– Зато ты конечно же наделен даром заставлять нас поверить в самые невероятные истории, – сказал Мюррей.

– А ты уверен, что у Баскервиля это не было бредом? – спросил Конан Дойл с почти профессиональным любопытством, словно и не слышал реплики миллионера.

– Уверен, потому что он упомянул вещи, которые только я один могу знать: мои мысли, сны, детские мечты – то, о чем я никогда никому не рассказывал, даже Джейн. – Уэллс вздохнул и повел подбородком в ту сторону, где лежал кучер. – Этот человек – я, то есть мое “я” из другого мира. И вы должны мне поверить.

Конан Дойл понял, насколько подавлен Уэллс. Он принялся рассуждать вслух:

– Хорошо, Джордж, допустим, так оно и есть и к нам сюда твой двойник попал благодаря своему дару… умению совершать прыжки из мира в мир.

Уэллс кивнул, немного приободренный его словами:

– Да, Артур. Но этот дар не поддается контролю. Что-то вроде латентной способности, которой тот Уэллс владел, поначалу сам того не зная, пока некое ужасное событие не активизировало ее. Так он оказался в нашей реальности – в тысяча восемьсот двадцать девятом году, и тогда ему было почти столько же лет, сколько мне сейчас. Поэтому теперь он – постаревший Уэллс. И поэтому я не узнал его при нашей первой встрече.

– А разве вы уже виделись раньше? – удивился Конан Дойл.

– Виделись, когда мне было пятнадцать лет, на набережной в Саутси. И встреча не была случайной. Он специально меня искал… Точнее, с самого моего рождения наблюдал за мной – издали, незаметно. Имейте в виду, когда он явился в наш мир, никто из тех, кто его знал, еще не появился на свет… А до моего рождения оставалось тридцать семь лет! Он провел большую часть своей жизни как в ссылке – одинокий и потерянный. Вы можете себе хотя бы представить, какие страдания выпали на его долю? С самого начала он попытался вести здесь самую тихую и неприметную жизнь, поскольку боялся, как бы сильные эмоции не заставили его снова совершить прыжок. Кажется, именно они провоцируют перемещение из одной реальности в другую. Он, само собой разумеется, сменил имя и профессию, поскольку не хотел присваивать себе хотя бы часть моего законного будущего. В конце-то концов, в нашем мире именно я настоящий Уэллс. И когда я родился, он пообещал себе, что никогда не будет вмешиваться в мою жизнь, как бы ему того ни хотелось, поскольку последствия подобных вмешательств могут оказаться непредсказуемыми. Но в мои пятнадцать лет он все же не удержался и нарушил собственную клятву. Как раз тогда мать послала меня работать в проклятую мануфактурную лавку в Саутси, из-за чего я чувствовал себя таким несчастным, что иногда по вечерам шел на набережную – мне хотелось броситься в воду и разом со всем покончить.

– Только не это! – воскликнул Конан Дойл, у которого был слишком неукротимый нрав, чтобы примерить на себя мысль о сдаче позиций и самоубийстве.

– Ну, на самом-то деле это была только поза, Артур, – признался Уэллс. – Но в один из таких вечеров мой двойник подошел ко мне, и там, на набережной, состоялся самый удивительный в моей жизни разговор. Между прочим, причина, которая заставила его рискнуть судьбой всего мира, была чисто литературной. В своей прежней реальности он уже написал “Войну миров”, но финал его не удовлетворял: там марсиане сумели захватить Землю. И он подарил мне сюжет в обмен на обещание, что, если я когда-нибудь напишу такой же роман, развязка в нем не будет столь безнадежной для человечества. Так я и поступил. У меня люди в конце концов побеждают. Видимо, мой двойник понимал, что безрадостная ситуация, в которой он оказался, давала ему по крайней мере одно преимущество – возможность улучшить свой собственный роман.

Конан Дойл буквально заржал:

– Ну, ты даешь, Джордж! Жизнь пошла прахом, а тебя заботит только одно – как бы улучшить свой роман! Уже одной этой детали мне хватило бы, чтобы узнать в нем тебя!

Уэллс пожал плечами:

– Все дело в том, что я, разумеется, не узнал в Баскервиле незнакомца с набережной, хотя, едва я оказывался рядом с ним, со мной начинало твориться что-то неладное – на меня накатывала необъяснимая тоска, совершенно необъяснимая… И, как я понял сегодня, дело было, скорее всего, в этой немыслимой ситуации, ведь я видел самого себя. А может, его присутствие возвращало мне то чувство беспросветной печали, которым была окрашена моя юность, не знаю… Ясно одно: внезапная тоска одолевает меня, только когда он оказывается поблизости, вот почему мне не нужно никаких других доказательств … – Уэллс устало вздохнул, поскольку сейчас он свято верил в то, о чем говорил, и тем не менее какой-то части его разума это представлялось немыслимой чушью. – После встречи на набережной мы больше не виделись. Но он продолжал наблюдать за мной и убедился, что я в точности повторяю его жизнь… За исключением кое-каких деталей: скажем, у нас были разные шрамы. И это привело моего двойника к великому открытию. Хотя понадобилось немало лет, прежде чем он разгадал причину наших с ним различий и сделал вывод, что переместился не просто…

– …В прошлое, а в другой мир! – перебил его Конан Дойл.

Уэллс удивился:

– Именно так он мне и сказал. Но ты-то откуда, черт возьми, это узнал…

– Элементарно, дорогой Джордж! Когда твой двойник явился сюда, он решил, будто попал в прошлое. Ему и в голову не приходило, что он мог попасть в другой мир. Да и кому бы такое пришло в голову? Но потом он начал замечать мелкие различия в ваших жизнях… Лишь много позже он понял, что попал в другой мир, почти идентичный, хотя кое-что здесь все-таки происходит не в точности так же.

Уэллс лишний раз подивился дедуктивным способностям друга.

– Ту же ошибку совершил и ты, когда пересекал розовую долину, Гиллиам, – сказал Конан Дойл, теперь обращаясь к миллионеру. – Ты считал, что путешествуешь по четвертому измерению и направляешься в будущее, хотя на самом деле ты наверняка двигался к порталу, который вел в другой мир… – Мюррей бросил на него косой взгляд. – О, не сердись, Гиллиам. Считать себя путешественником во времени, когда на самом деле ты перемещаешься из мира в мир, – общее заблуждение. И вот ведь что в итоге получается: мир Баскервиля и наш мир существуют параллельно, – вывел он с горевшими от возбуждения глазами. – Возможно, их разделяет микроскопическая дистанция, как ты и написал в “Чудесном посещении”, Джордж.