– Как-то глуховато звучит. Словно она говорит из мешка, набитого травой. И музыка пропала.

Илюшин кивнул.

– Черт… – беспомощно выругался Сергей. – Черт возьми, Макар! Это запись, составленная из четырех отрывков!

– Я насчитал пять. Может, их больше. Но пять слышны отчетливо, потому что у нас пять разных фонов, ничем не объединенных. Допустим, Баренцева шла, села в машину, захлопнула дверь и отсекла все посторонние шумы. Вошла в арку. Или в квартиру, или в магазин – в общем, если мы имеем дело с глюком звукозаписи, это действительно все-таки одна дорожка, а не нарезка из пяти разных. Но даже в этом случае остается то, что не укладывается в версию поездки в Лазаревское.

– И что же? – обреченно спросил Сергей.

– В Лазаревском нет музыкального училища.

После долгого молчания Бабкин сказал без тени вдохновения в голосе:

– Блеск. А в Сочи есть? Хотя какая разница! Такой огромной ошибки позиционирования быть не может. Телефон точно определен в Лазаревском, знаем даже название отеля, возле которого было отправлено сообщение.

Макар вздохнул.

– Я уверен, это был разовый телефон, купленный с рук. Он до сих пор возле этого отеля. Лежит на дне морском. Выполнил свою единственную функцию – и был сброшен. Пойдем, воздухом подышим.

Проходя мимо Сергея, Илюшин ободряюще дотронулся до его плеча. Бабкину стало совсем тошно. Он прекрасно понял, что этот жест означает.

Вышел он чуть погодя. Макар сидел на ступеньках, крутил в пальцах сосновую веточку. Сергей опустился рядом.

– Баренцева мертва, – утвердительно сказал он.

Илюшин, конечно, уже знал об этом. Знал раньше Сергея, потому что не поверил в присланное сообщение, не купился на эту искусственную наживку для глупой, наивной рыбы, подгоняющей факты под свои ожидания. Жанна поверила в сообщение, потому что хотела поверить. Татаров – потому что так проще. Уехала с любовником – и нет никакого дела об убийстве! И он сам поверил. А Макар – нет; Макар воткнул в уши наушники и оглушал себя до тех пор, пока не услышал за голосом Баренцевой, якобы записанным в Лазаревском, шум улицы Поварской.

– Даже гул машин чисто московский, – нехотя сказал Бабкин. – Слишком громко и монотонно для прибрежного города. Это какое-то многополосное шоссе. Может, та же Ленинградка.

– Угу. Баренцева постоянно отправляла голосовые сообщения. Я посмотрел: существует не меньше дюжины программ, которые позволяют работать со звуком даже новичку. А если у человека есть хоть какой-то опыт… – Макар замолчал.

Бабкин смотрел на сосны, на бегающих между ними детей и пытался понять, что не так. Наконец сообразил: дети не кричали, не смеялись, не перекрикивались. Носились беззвучно, как ласточки. Или мотыльки.

Они подошли к делу не с той стороны. Задавались вопросом, отчего Баренцева бросила машину в селе Алабушево. А нужно было спрашивать себя, отчего убийца поступил так, а не иначе. Куда он спрятал тело. Каким образом отправил сообщение из Лазаревского.

– Сейчас главное – не дать Татарову слить это дело, – сказал он.

Макар снова коротко угукнул. Оба понимали: фокус с сообщением, присланным в мессенджер, проделан в расчете на оперативника. Официальное расследование закончится, вернее, будет мягко спущено на тормозах, ведь жертва жива, она всего лишь скрывается где-то с любовником, а поиск сбежавших жен не входит в круг интересов полиции. Татаров успокоится, перестанет слать запросы, звонить, проверять перемещения, адреса и телефоны. А родственники не смогут месяцами платить за услуги частных детективов. И Оксана Баренцева исчезнет, как исчезали сотни женщин до нее, – бесследно.

«Нам нужно начать заново, – сказал себе Сергей. – Переосмыслить все факты, встроить их в картину либо похищения, либо убийства, либо похищения и убийства».

– Для шантажа прошло слишком много времени, – сказал Макар, и Бабкин испугался, что он думал вслух; но нет: просто Илюшин шел тем же путем, что и он сам.

Да, неделя молчания для похитителя, который собирается требовать выкуп с родственников, – это немыслимо долго. Если только похититель не заметал все это время следы. Письмо с требованием приходит в первые трое суток. Со дня исчезновения Баренцевой прошло почти восемь.

– Тот, кто ловит мотыльков, – проговорил Илюшин, наблюдая за детьми. Они постепенно отбегали все дальше, их силуэты скрывали деревья. На этот раз Бабкин не понял его, взглянул вопросительно. – Плохо, что мы не понимаем мотива! Человек, который финансово больше всех заинтересован в гибели Баренцевой, сам нанимает частных детективов.

– Больше всех заинтересована не Жанна, а мать сестер Баренцевых, – возразил Сергей.

– Ты прав. Я не думаю, что она стоит за убийством дочери, но и ее придется проверять.

Бабкин потер лоб. Он был так уверен, что они почти дотянулись до Оксаны! Что еще день-два – и не записанный голос, а живой прозвучит в телефоне. Все улики предстоит изучать по новой. Даже у женщины шестидесяти с небольшим лет может обнаружиться мотив для убийства, если ей внезапно потребовалась большая сумма денег. Они не поднимали телефонные переговоры Оксаны Баренцевой глубже, чем на две недели. А ведь у него самого лет пятнадцать назад было в производстве дело об убийстве предпринимателя, и даже возраст жертвы был такой же: тридцать с небольшим лет. Искали среди конкурентов, а виновной оказалась мать убитого, инвалид, имевшая права на часть наследства. У нее появился молодой любовник – альфонс, тянувший из нее деньги. Ей требовалось все больше и больше; она снова и снова обращалась к сыну за помощью, и наконец тот отказал. Тогда она его застрелила. Сергей помнил эту женщину: большую, плохо одетую, с мясистым, ничего не выражающим лицом. Она тяжело и медленно ступала по дорожке от подъезда к машине. На краю тротуара она оступилась. Бабкин подхватил ее и услышал: «Спасибо».

– Это была ошибка, – раздельно сказал Илюшин, и Сергей, вынырнув из воспоминаний, повернулся к нему.

– Ты о чем?

Макар усмехнулся.

– Убийце нужно было сидеть тихо. Он занервничал, сфабриковал сообщение из того, что было у него под рукой. Экспертиза докажет подделку, а мы с тобой знаем это уже сейчас. Эта ошибка приведет к его разоблачению.

«А ведь он прав, – подумал Сергей. – Любое действие оставляет за собой информационный хвост. Чтобы записать и прислать Жанне сообщение, нужно было купить с рук телефон, переправить его в Лазаревское или самому приехать туда, состряпать фальшивку, позвонить, выкинуть мобильник… А главное, все это впустую. Прошло всего несколько часов, а мы знаем больше, чем утром. Например, почти со стопроцентной вероятностью знаем, что Баренцева мертва. Иначе зачем так заметать следы?».

Он поднялся.

– Позвоню Татарову, огорчу его. Родным будем что-нибудь говорить?

– Нет. До результатов экспертизы считаем, что это все наши предположения. Пока мы не располагаем фактами, нам нечего предъявить семье.