— Ты что…. — я даже сперва не могу подобрать слова, — это в честь чего?

— Подарок. Я обязан его сделать. Нравится?

Я растерянно поднимаю взгляд на Рустама. Он серьезно спрашивает? Неужели он пришел наладить отношения и переговорить? Поставить точку в наших ссорах и недопониманиях? Просит таким образом прощения?

Если так, то почему я в его глазах вижу странное равнодушие, словно он после того дня навсегда закрылся от меня?

— Конечно, нравится, — отвечаю я, проглотив тревогу, — он очень красивый.

— Отлично. Наденешь, когда мы заключим брак, — произносит Рустам, а я удивленно открываю рот.

— В каком смысле?! Мы же уже заключили брак!

— Есть еще традиции, — вкрадчиво, словно маленькому ребенку, поясняет муж, — и тебя нужно представить моим родственникам, Диана.

Представить родственникам? Брак по традициям? Я испытываю укол тревоги, потому что как-то абсолютно забыла, что у нормальных людей есть родственники, с которыми они поддерживают отношения. Мать, отец, например. Я настолько привыкла жить, считая существование родителей всего лишь досадной формальностью, что даже не представляла, что у других людей все может быть иначе.

Я захлопываю крышечку от коробки и откладываю ее в сторону. Есть в словах Рустама кое-что хорошее. Если он заговорил о традициях, а не завел тему «роди и вали» — значит…

— Ты перестал на меня злиться за те слова?

Рустам молчит. Окидывает меня медленно взглядом, слово царапнув им до самой души, но начисто игнорирует мой весьма наивный вопрос. Словно ждет чего-то другого. Или не считает нужным ответить. Почему?

— Рустам? — повторяю я, — ты говоришь о серьезном шаге. Это значит…

— Нихрена это не значит, — перебивает меня Садаев, — дети не должны родиться в грехе. Это главная причина. Мне не нужны сплетни.

Я чувствую себя ошеломленной, словно на меня выплеснули ведро ледяной воды. Он не может быть таким упертым. Прошло полторы недели, а он по-прежнему холоден.

— Если ты обижен на мои слова, которые я сказала еще в доме… — медленно произношу я, — то я не договорила тогда.

— Достаточно того, что ты сказала. Закрыли тему. Следующая — твое наследство. Абрамов завещал все своему сыну, но это можно оспорить. Получить часть его бизнеса. Деньги. недвижимость и прочую хрень. Завтра к тебе притопает адвокат с нотариусом. Подпишешь документ на ведение дел за тебя.

Я молча смотрю на Рустама. Где-то в груди царапает непонятное чувство тревоги после его слов. Интуиция настораживается, вынуждая перебирать в голове все последствия борьбы за наследство отца.

— Я не хочу вспоминать о своей прошлой семье, — отвечаю просто я, — эту тему хочу закрыть я.

— Нет. Мы ее продолжим. Я отберу у них все бабло, которое они заработали благодаря смерти Самира. С твоей помощью или без. Мне без разницы. Наслаждаться жизнью я им не позволю.

— Я. Не буду, — резко парирую я, — не хочу.

Рустам задумчиво рассматривает меня. Усмехается внезапно краешком губ.

— Почему?

— Это может спровоцировать брата. Или мать. Они сейчас разозлены смертью отца, а так я сделаю еще хуже. Я не хочу боятся, — признаюсь я.

— За ними присматривают. Они остались без покровителей. Попытаются что-то сделать — их убьют.

— Я не хочу, чтобы ты был убийцей, — тихо произношу я, — знаешь, Абрамов не ценил жизни людей. Он убил твоего брата, посадил в тюрьму отца моей подруги, разрушив его карьеру. Он готов был убить даже меня. Думаю, у него за душой больше грехов, просто я о них не знаю. Я бы не хотела, чтобы ты был таким, как он.

Я заканчиваю свой монолог в полной тишине — только за окном доносятся детские крики и легкий шум листьев от ветерка. Замолкаю, выложив душу и даже не жду ответа.

— Я могу быть хуже, принцесска, — медленно отвечает мне Рустам. В голосе словно звенит холодная сталь. Он говорит тихо, но меня пробирает от его тона мурашками, — хер знает во сколько раз хуже. Ты знаешь, что я сделал с твоим отцом. Тебе придется это принять. Если какая-нибудь тварь еще будет угрожать безопасности моей семьи — ее ждет та же судьба. Боишься — оставляй детей и возвращайся в свою обычную жизнь. Денег я тебе дам. Обеспечу до конца жизни. Одно будет условие — твое молчание.

И добавляет спустя короткую паузу, скользнув по мне взглядом:

— Решай сейчас. Поведем церемонию и ты вернешься сюда. После родов тебе оформят документы о смерти и передадут новые. На другую личность. Выйдешь за дверь клиники в новую жизнь.

— Нет, — шепчу я, — я не оставлю никогда детей, Рустам.

— К детям прилагаюсь я. И жизнь со мной. Иначе никак.

Его слова меня не пугают. Только задевают до глубины души, потому что Рустам считает, будто я боюсь жизни с ним.

Свое решение уже прекрасно знаю. Мне просто сложно произнести это вслух. Словно я подпишу контракт с дьяволом. Всего лишь слова, но пути назад может потом и не быть. Не будет. Да его уже давно нет. Чем дольше я с Рустамом — тем сильнее он захватывает части моего сердца. Становится важнее и важнее в моей жизни.

И дети… Я не смогу бросить их, просто никогда. Уйти, и знать, что они где-то вдалеке растут, произносят первое слово, впервые улыбаются, впервые идут в детский сад, школу, и все это происходит без меня… пропустить все это. Ради чего? Беззаботной жизни?

Какой же бред. Ради своих детей я даже за самого дьявола замуж выйду.

— Ты знаешь, что я никогда не брошу детей. И не оставляешь мне выхода, — повторяю я ровно. Неужели ему все равно — буду ли я рядом? Или он специально так говорит, чтобы меня задеть? Мне необходимо знать его мысли, и я провоцирую его высказаться, — я просто могу жить с тобой в одном доме. Как няня, мать малышей, но мы с тобой…

— Не можешь, — его усмешка больше похожа на оскал, — Херовая идея. Будешь так до смерти самой жить? Вряд ли понравится. А если я увижу тебя с каким-нибудь левым хером — вам двоим придет конец. Никто не будет трахать мать моих детей, кроме меня. Либо ты моя жена, либо никак иначе.

Черт. Дело только в этом?! Я поджимаю скептически губы в ответ. В глубине души я ожидала другого. Признания «ты запала мне в душу». Хотя бы такого. Большего от Садаева и не следует ждать, но сейчас он просто отличился. «Трахать мать моих детей». Пф.

— Давай так, принцесска, — произносит медленно он, — сейчас будет церемония. После занимайся чем угодно. Можешь вернуться в дом. Обставить там комнату, еще какой-нибудь фигней пострадать. Или сюда можешь вернуться, чтобы быть под присмотром. В день родов дашь ответ. Да, нет… решишь — умираешь ты для всех, включая меня или живешь дальше. Но, в общем-то, ты хренов нежный цветочек. Зачем тебе такая жизнь?

Я молча сползаю с кровати. Ступаю босиком по прохладному полу, подхожу к Рустаму, и залезаю к нему на колени. Когда я обвиваю его шею руками, и кладу голову ему на грудь, то чувствую, что все становится на свои места. Словно меня завернули в теплое одеяло. И весь мир замер вокруг.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍