– Не желаете ли вместе с друзьями прогуляться по судну и вспомнить былые времена?

– Благодарю вас, вы очень любезны.

– Тогда идемте, я вас сопровожу, покуда не подъехали другие гости.

Ширин не ошиблась в своем предположении, что интерьер шхуны претерпел большие изменения. Коридор, что вел к покоям Бахрама, некогда украшали картины и резные панели с зороастрийскими и ассирийскими сюжетами. Теперь они пропали, нигде никаких художеств.

Еще бо́льшая неожиданность поджидала в конце прежде богато убранного коридора, где располагались “Хозяйские апартаменты”, путевая обитель Бахрама, – просторная, роскошно обставленная каюта с кормовыми иллюминаторами.

Ширин допускала, что здесь-то и поселятся новые хозяева шхуны, но, к ее изумлению, каюта использовалась как чулан. Распахнувшаяся дверь явила нагромождение всевозможной мебели: кресла, столы, разобранные кровати, козетки и даже фортепьяно. Один иллюминатор был открыт настежь.

– К сожалению, случилась неприятность, – сказала миссис Бернэм. – На подходе к Китаю налетел шквал, распахнувший иллюминаторы, и всю каюту залило, ей требуется серьезный ремонт. Но это уже на верфи, а пока мы ее используем под кладовую. Вот, видите, – она показала на иллюминатор, – опять открыт. Ведь только что я приказала ламповщику его задраить, но этот остолоп, конечно, тотчас все забыл.

Фредди шагнул к иллюминатору:

– Позвольте, я закрою?

– Ох, если вас не затруднит.

Молодой человек задраил иллюминатор и сквозь стекло посмотрел на багровеющий горизонт.

– Бахрам-бхай любил эти оконца, – сказал Задиг. – Бывало, полеживает в кровати и смотрит вдаль.

В памяти Ширин слова эти воскресили образ мужа, да так ярко, словно он собственной персоной выступил из загробной тени, чтоб полюбоваться закатом. И дома, в Бомбее, Бахрам задумчиво и вроде бы с легкой грустью частенько взирал на море. Порой Ширин гадала, чем заняты его мысли, и теперь вдруг поняла, что он, видимо, думал о своей любовнице и сыне Фредди, который в данную минуту точно так же смотрел в иллюминатор.

Или просто каюта насыщена памятью о Бахраме и оттого возникло ощущение его незримого присутствия? Ширин поежилась.

– Давайте выйдем на воздух, Кэти, – попросила она.

– Да-да, конечно, тут сильно пахнет плесенью, правда? Вернемтесь на палубу.

Миссис Бернэм взяла Ширин под руку, и они вышли в коридор, где их уже поджидал Ноб Киссин-бабу.

– Прибыл капитан Ми с сипаями, – доложил гомуста. – Берра-саиб просит миссис Бернэм их встретить.

– Хорошо, бабу, спасибо.

Тон миссис Бернэм был ровен и безмятежен, однако Ширин почувствовала, что мадам напряглась и дыхание ее участилось.

– Что-то не так, Кэти?

– Нет-нет, ничего. Все прекрасно, – сказала миссис Бернэм, но как-то придушенно и еще крепче ухватила руку Ширин, словно ища поддержки. – Вы уже знакомы с капитаном, верно? Может, встретим его вместе?

– Да, конечно.

Флейтисты и барабанщики гуськом поднимались по трапу и, ступив на палубу, проворно перебегали на нос судна, где уже выстроилось отделение сипаев.

Поднявшийся последним капитан Ми выглядел впечатляюще: парадная форма, сабля, алая пелерина. Увидев его, миссис Бернэм буквально стиснула руку Ширин, на которую пока лишь опиралась. Казалось, волнение ее еще больше возросло, когда к капитану подошел мистер Бернэм. Мужчины поздоровались, затем судовладелец направился к другому гостю, и представить капитана хозяйке раута выпало на долю Ширин. Приступив к процедуре знакомства, она заметила, что миссис Бернэм ужасно побледнела, а господин Ми, напротив, залился ярким румянцем. Мало того, во время рукопожатия кокарда на кивере капитана, который он держал на сгибе левой руки, задрожала как осиновый лист. Хозяйка и гость точно онемели и лишь смотрели друг на друга, а потом капитан рванул ворот мундира, словно ему не хватало воздуха.

Сцена была очень странной, и Ширин отвернулась, решив, что все это ей помнилось, но увидела Кесри Сингха, который не сводил глаз с капитана и миссис Бернэм. Встретив взгляд Ширин, он воспринял его как сигнал, что пора вмешаться, и поспешно шагнул к капитану:

– Там надо кое-что уладить, сэр…

Военные отошли, и тогда Ширин спросила:

– Что-то случилось, Кэти?

– Нет, все в порядке, – сказала миссис Бернэм, провожая взглядом капитана и Кесри.

– В тот день на Вилла Нова я видела, что вы разговаривали с хавильдаром. Вы с ним знакомы?

– Да, – чуть слышно ответила миссис Бернэм. – Он служил в полку моего отца, я знаю его давно.

– Правда? – удивилась Ширин, сбитая с толку внезапной догадкой. – Но тогда, стало быть, вы знакомы и с капитаном? Он как-то обмолвился, что лет двадцать служит вместе с хавильдаром.

Отклик миссис Бернэм был уж совсем неожиданным – у нее задрожали губы, она прикрыла глаза и прошептала:

– Вы правы, дорогая. Я и впрямь знаю мистера Ми. Как-нибудь я расскажу вам, как мы познакомились…

Тут опять возник Ноб Киссин-бабу с очередным сообщением:

– Прибыла лодка мисс Полетт Ламбер.

Ширин отступила в сторону, наблюдая за встречей новой гостьи.

Полетт была в дурно сидевшем старомодном дорожном платье, голову ее украшало нечто вроде вдовьего чепца. Не красавица в общепринятом смысле, она, отметила Ширин, излучала этакий свет, приковывающий взгляд.

А Захарий, с другого конца палубы тоже наблюдавший за объятьями хозяйки и гостьи, вдруг попеременно взревновал одну к другой. Две эти женщины как будто располагались на разных полюсах его желания: одна прямодушная, импульсивная и простая во вкусах, другая загадочная, утонченная и повенчанная с роскошью. И сейчас их совместный образ высек искру озарения: пусть они абсолютно разные, он-то всегда будет рабом обеих. Только теперь это неважно, поскольку для него обе потеряны безвозвратно.

Краем глаза Полетт заметила Захария, и ее тотчас залихорадило, ибо рана, нанесенная письмом, еще саднила, и мысль об общении с его автором была нестерпима. Знала б, что он будет на рауте, ни за что не пришла бы, но теперь уж ничего не попишешь.

Как в тумане, она развернулась в другую сторону, прошла к палубному трапу и поднялась на квартердек, где уже собралась большая компания молодых офицеров. В толпе лавировали стюарды с подносами, уставленными алкогольными и освежающими напитками. Солнце еще не скрылось за горизонтом, но уже ярко горели цветные китайские фонарики в гирляндах, растянутых меж мачтами.

И тотчас перед Полетт возник мистер Дафти.

– Надо же, мисс Ламбер! – воскликнул он. – Я не знал, что вы приглашены, и прям-таки чертовски рад вас видеть! Прослышав, что вы в этих краях, я искал встречи с вами!

Полетт тоже обрадовалась знакомому лицу.

– Мистер Дафти! Вот уж удивительно, что мы вновь свиделись на приеме Бернэмов!

Слова ее породили безудержный поток воспоминаний лоцмана о калькуттских пирах.

– О эти старые добрые застолья у Бернэмов! Помните ли, каких овсянок там подавали, мисс Ламбер? А чички со шпинатом? Только подумаю о тех яствах, весь исхожу слюной!

– Вас можно понять, мистер Дафти.

Боковым зрением подметив возникшую тень, Полетт сразу поняла, что это Захарий. Стало зябко, когда тень начала смещаться с периферии к центру обзора, но усилием воли Полетт удержала взгляд на лице мистера Дафти, уныло вбирая детали вроде пористых мясистых щек и шевелящихся бакенбард котлетой. Услышав зловещее покашливание, она смекнула, что Захарий пытается вступить в разговор. Дабы лишить его этой возможности, Полетт затараторила:

– А помните перепелов, завернутых в бекон? Точно петушки в накидках, говаривала миссис Бернэм.

– Разве такое забудешь? Ну вот, уже засосало под ложечкой!

– А жаркое от миссис Бернэм? Клянусь, лучше я не пробовала нигде.

Мистер Дафти, все еще не ведавший о Захарии за его спиной, откликнулся восторженно: