– А что она может сделать? – неожиданно зло отозвалась Хани. – Завизжала и смылась.

– И потом что? – Я успокаивающе прикрыла её ладонь своей. В аудитории стояла такая тишина, что можно было различить голоса за стеной, где уже начинался урок.

– А потом… начались странности, – чуть слышно продолжила Ханна. – Я пришла домой и сразу легла. Мне приснилось, будто я попала в жуткое место, коридор между зеркалами. Стою между двух бесконечностей, и куда бы ни пошла, везде одно и то же. Пустые рамы и чёрные провалы… И сколько ни иду, они не кончаются… Я просыпаюсь, потом закрываю глаза – и снова проваливаюсь туда же… Утром выяснилось, что отец снова… не в форме…

«Попросту говоря, запил», – мысленно поправила я. Да, не повезло девочке. Одной с этим справляться…

– … попыталась с ним поговорить, но он слушать ничего не хочет. А потом… потом он ударил меня по лицу. И я испугалась и закричала, что если бы мама это увидела, то…

…Тень отделяется от стены, наливаясь красками и объёмом. Серебристо-серые глаза, точно такие же, как на лице его дочери, смотрят гневно. «Как ты посмел, Уильям… Как ты посмел поднять руку на нашу Хани!» Взмах тонкой руки – и стакан как живой прыгает на пол, разлетается блестящими осколками и алкогольными брызгами. Уилл начинает стремительно трезветь, глядя, как из пореза на руке его драгоценной, так рано ушедшей Кимберли, его Ким, капает на пол золотая кровь. «Как ты мог так измениться, Уилл?» – В серебряных глазах гнев растворяется в боли, как яд в бокале с вином. «Мама!» – кричит Ханна, и он понимает, что это не сон… Миг – и всё исчезает, только золотятся на полу цепочкой густые капли…

– Я не понимаю, что происходит, – прошептала Ханна, опустив голову. – Наверное, я схожу с ума. Но он тоже её видел… Ты думаешь, что я ненормальная? Что я придумала всё это?

Я глубоко вздохнула. Как мне хотелось просто обнять эту несчастную девочку, запутавшуюся в собственной силе! Сейчас, когда Хани была так близко, становилось ясно, что она в шаге от инициации. И рядом не оказалось никого, кто мог бы ей помочь, объяснить… Впрочем, почему нет? Я ведь здесь. И когда-то всё уже было: и заплаканные глаза, и неверие, и чудо на расстоянии вытянутой руки…

Смазанным хороводом воспоминания закружили сознание.

…Меня опять перевели в новую школу. На этот раз дела обстояли совсем скверно – переходить пришлось в середине года, а Этна задержалась на старом месте. Обещала на следующей неделе перевестись, но кто знает… Вдобавок здесь, в отличие от прошлого моего класса, давно ввели обязательную к ношению форму, и теперь я мучилась, постоянно одёргивая синюю юбку в мелкую складку и расправляя круглый воротник рубашки.

Никогда не умела носить костюмы.

Первый день – как всегда, тихий ужас. Куча новых имён и лиц, никак не желающих укладываться в голове, другие учебники, суета…

«Ох, Этна, приезжай скорее».

На середине очередного урока, когда вынужденная соседка по парте достала меня дурацкими вопросами, я подняла руку и попросилась выйти. С трудом заставив себя прикрыть дверь, а не хлопнуть ею, выскользнула в коридор, на ходу поправляя юбку. Сделала несколько размашистых шагов и только потом осмотрелась.

Похоже, я была не одинока в стремлении покинуть душное помещение.

У окна стояла девчонка, упираясь ладонями в стекло. Высокая, с гладкими волосами матово-жёлтого оттенка, как солнечные лучи. Вот кому расцветка формы подходила идеально. Но, похоже, как и меня, незнакомку душил круглый воротничок, а пиджак никак не желал застёгиваться на правильные пуговицы. Схожие неприятности роднят, поэтому я, недолго думая, встала рядом с ней, глядя через промороженные стёкла на сугробы за окном.

– Красиво, правда? – спросила я. – Люблю, когда морозы стоят.

Девочка промолчала, поджав губы, скрывая взгляд за пушистыми светлыми ресницами. Я сделала ещё одну попытку завязать разговор:

– Говорят, экзамены в этом году перенесут на неделю раньше. Ты как думаешь, правда так будет?

Она обернулась, яростно сверкнув глазами. Они оказались такими же солнечно-жёлтыми, как прозрачный янтарь.

– Ничего тебе не скажу!

Я несколько опешила:

– Э-э, спокойней, я и не настаиваю.

Девочка резко выдохнула, успокаиваясь, и опять отвернулась к окну. Узкие ладони прижались к заиндевелым стёклам.

– Ты не понимаешь. Прости. Но если я скажу что-нибудь, то так оно и будет.

– Мания величия не беспокоит? – ляпнула я, не подумав, и испуганно зажала рот рукой. Незнакомка дёрнулась и наградила меня тяжёлым взглядом.

Слишком тяжёлым для человека.

– То, что мы потом станем подругами, не дает тебе право называть меня чокнутой… – Она осеклась. Глаза смешно округлились. Давящее ощущение исчезло. – Прости. Я опять не сдержалась. – Её плечи поникли.

А я жадно ловила воздух ртом, разглядев, наконец, ауру незнакомки. Чистейшее золотое пламя и бесконечный зеркальный коридор. А на нитях дрожит, готовясь сорваться, насыщенный алый узор.

Равейна. Равейна и пророчица! Ой, мама…

– Нет, у тебя точно с головой не в порядке, – вздохнула я. – Нельзя же так копить в себе силу. Ещё удивляешься потом, что она наружу рвётся…

– Какую силу? – растерялась девочка.

– Так ты не знаешь? – поразилась я. Подумала и решительно ухватила её за руку. – Идём скорее.

– Куда это? – Она отдёрнула кисть, глядя на меня почти с испугом.

– К моей маме, эстиль Элен. – Я вновь поймала её ладонь. – Если кто и знает, что делать с твоими пророчествами, то это она… – Свободной рукой я рылась по карманам в поисках амулета-телепорта. – О, нашла.

При взгляде на невзрачный угловатый камешек девочка нахмурила брови, словно припоминая… и вдруг недоверчиво улыбнулась:

– Скажи, ведь тебя зовут Найта? И ты научишь меня колдовать?

Я крепко сжала амулет в ладони и улыбнулась в ответ:

– В точку. А тебя как зовут?

Жёлтые глаза озарились теплом. Мечтательный ответ совпал с мерцанием портала:

– Айне. Теперь меня зовут Айне…

Потом было многое – и исчезнувшее отражение в зеркале, и лопающиеся во время урока лампочки, и жгущие язык пророчества, которые так больно держать в себе… Но никогда, кроме того, самого первого, раза, Айне не жаловалась. Ведь магия – это дар.

– Ну что же ты плачешь, Хани, глупенькая… – Я осторожно промокнула бумажным платком горячие слёзы. – Случилось чудо, так кто сказал, что это плохо?

– Ты смеёшься надо мной, что ли? – Ханна резко отодвинулась, чуть не падая с парты. – Какое чудо? У меня глюки пошли уже от…

От чего – я не дослушала. Просто невесомо провела рукой над столом, лаская мёртвую древесину. Пробудить спящее – что может быть проще?