Вспомнился рассказ Томаса об охоте. Те волчата в логове… были ли они простыми зверёнышами? И автобус с детьми, рухнувший с моста… Случайность?

А дриэйра назвала их «убийцами детей».

– Значит, экстремисты – любители природы, – подытожил Кристиан. – И чем же вы им не угодили, Найта?

Я пожала плечами:

– Думаю, они просто приняли меня за кого-то другого. – «Ага, за могущественную равейну, которая приехала, чтобы отобрать у них власть». – А теперь я свидетельница. Нежелательная.

– Вот оно как, – задумался полицейский. – А раньше вы встречались с этими… индивидуумами?

– Нет, – абсолютно честно сказала я. Раньше я ведарси видела только на картинках. И, если честно, обошлась бы картинками и впредь. – Ещё вопросы?

– Откуда вы столько знаете о них, если раньше не видели?

– Много читаю. Ещё?

Рэд замялся. Готова поклясться, что больше всего его интересовал феномен необычайной скорости передвижения «преступников» и тот факт, что далеко не самая незаметная девушка испарилась у него на глазах. Но люди зрелые никогда не задают такие вопросы. В детстве и юности – да. Если душа не закостенела в обыденности, то она тянется к чуду, неважно, к доброму или злому. А взрослые люди слишком часто боятся выглядеть дураками и потому легко выкидывают из головы всё необъяснимое. На Кристиана Рэда, конечно, накладывала отпечаток профессия, заставляя интересоваться необычным и запоминать детали.

Но так или иначе он человек. Нормальный, взрослый человек.

– Нет. Спасибо, Найта. – Он поднялся. – И ещё раз прошу прощения за доставленные неудобства. Сегодня я доложу обо всём шерифу, и он решит, приставлять ли к вам охрану.

– Никакой охраны! – Я взвилась со стула, чудом не налетев локтем на злосчастный сервант. – И никакого сопровождения! Если я хоть одного человека рядом с собой замечу, я… я… в суд на вас подам! – выдала я убийственный аргумент.

– Значит, встретимся в суде, мисс, – ухмыльнулся полицейский, поднимаясь с дивана. Мистер Грэймен двинулся следом, чтобы проводить гостя к выходу. Уже в дверях Рэд обернулся: – Что ж, удачи, Найта. И… примите мои комплименты. Вы просто потрясающе сегодня выглядите.

Ошеломлённо хлопая глазами, я рухнула обратно на стул. Нет, и что это было сейчас? Галлюцинация? Не иначе. И что они подмешивают в эту ромашку…

– Мир сходит с ума, – констатировала я вслух. – Интересно, давно это началось?

Мистер Грэймен покровительственно улыбнулся:

– С самого сотворения, Найта. Но не берите в голову. У вас был трудный день.

«О, да. Вы даже не представляете, насколько», – мрачно подумала я. А в мысли закралось ужасное подозрение, что это не предел.

– Ты чего такая хмурая? – противным голосом протянул Кайл. Разговор происходил в столовой во время обеденного перерыва. Я грустно гипнотизировала взглядом кусок пиццы, словно хотела растворить его в воздухе. Ками одну за другой делал попытки меня развеселить, но пока безуспешно. – Сладкого за завтраком не досталось?

Я невольно вспомнила, как накануне Габриэла пичкала меня шоколадом, полагая, что это лучший способ избавиться от стресса, и хихикнула:

– Ой, наоборот.

Ками помрачнел:

– Что, эта птичка и с тобой тоже почирикала?

– Какая птичка? – не поняла я. Иногда за ассоциациями Ками было трудновато уследить.

– Да Рэд же, – постучал мне по лбу парень. – Совсем плохая стала, да? – сочувственно поинтересовался он, заглядывая мне в глаза. – Ничего, годам к пятидесяти пройдёт… всё и окончательно.

– Годам к пятидесяти я только совершеннолетия достигну, – машинально возразила я и вскинулась: – Стоп, ты сказал «тоже»? Это же не значит, что…

Ками фыркнул:

– Потрясающая победа интеллекта. Да, он и к моим предкам завалился. Сначала пытался мне на психику давить, а я ему – на жалость… Очень интересовался этими твоими ведарси. И нашим бегством с места преступления – тоже.

Сонливость и мрачная погружённость в себя слетели с меня, как по щелчку.

– Серьёзно? И… что ты ему сказал?

– Ничего, говорю же, на жалость давил, – поморщился он. – Отпирался, мол, ничего не знаю, мистер, случайно рядом оказался, и погулять вы нас сами отпустили. Интересно было поболтать… Но под конец он чего-то занервничал и попросил не устраивать истерик. Меня, прикинь? Как будто я девчонка какая-то.

По его лицу было не понять, то ли он иронизирует, то ли реально возмущается.

– Думаю, он был под впечатлением от посещения Грэйменов, – предположила я.

– А что там случилось? – полюбопытствовал Ками, утягивая оливку с моей пиццы. Со своей порцией он уже благополучно расправился. Неправильный ведарси из него получается… Мясо он, видите ли, жареное не ест, а сомнительного происхождения пиццу с соевой колбасой – запросто.

– Допрос и истерика, – честно призналась я. Шустрые пальцы ухватили ещё одну оливку. Я машинально проследила взглядом её путь от тарелки до испачканных кетчупом губ и внезапно поняла, что ужасно проголодалась. Ками подмигнул мне и облизнулся. – Салфетку лучше бы взял. Или тебе лавры Жадного покоя не дают?

– Не дают, – покаянно повесил голову парень. – Ночами не сплю, завидую и завидую… Говоришь, устроила Рэду сцену? Так ему и надо.

– Ничего не устраивала, – возмутилась я. – Просто стресс накопился, и я немного… м-м… поплакала.

– Поплакала? – прыснул Ками. – Ой, представляю! Беззащитная дева в слезах и жестокий, жестокий полицейский! «О, господин Рэд, как вы можете!» – Он трагически откинулся на спинку, приложив пальцы ко лбу. Разноцветные вихры художественно разметались по плечам. – «Мне так плохо, так плохо!» – передразнил он мои интонации тоненьким голосом.

– Кайл, прекрати, – попросила я, с трудом сдерживая смех. На нас уже начали оглядываться. – Всё не так было!

– А как? – мгновенно среагировал Ками и сел нормально. – Так, что ли?

Он медленно приподнял ресницы, глядя чуть исподлобья. Вырез футболки соскользнул в сторону, открывая трогательно хрупкие косточки ключицы. Ярко-красная прядь наискосок пересекала лицо до края разомкнутых губ. В глазах появилась мечтательная поволока. По щеке трагически скользнула вниз слезинка…

– Кри-ис, – томно простонал Ками. – Ваше недоверие ранит меня в самое сердце…

Честно признаюсь, пару секунд я просто хлопала ресницами, пытаясь прийти в себя. Вилка с куском пиццы как застряла в воздухе.

– Ну ты даёшь, – вырвалось у меня наконец нервное хихиканье. – Тебе в театре надо играть. Такой талант пропадает!

– А что, похоже вышло? – мгновенно встрепенулся он, стряхивая с себя томность и тоску. Я вздохнула с облегчением и возразила – надеюсь, невозмутимо: