Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Громов понимал его. Все его деяния приводили лишь к бедам, все к чему он шел становилось невостребованным, все к чему он прикасался становилось токсичным, все о чем он думал было эфемерным, всех кого он любил покидали его навсегда.
— Ты сам дожен помочь им. Людям, оставшимся в городе — Артемьев заглянул в глаза Андрея — С тебя все началось, тебе и заканчивать это круг. Ты знаешь что делать, ты — он зашептал ему на ухо — Ты Спаситель!
Они обнялись как старые друзья, в молчаливом прощании пройдя заново путь, где их судьбы столкнулись, закручиваясь спиралью вокруг беды человечества, нагрянувшей как кара за прегрешения прошлых поколений. Течение жизни несло их прочь друг от друга, пройденные мгновения обобщающей идеи, сплотившей их ненадолго, затерялись песчинкой в безбрежной пустыне мимолетной судьбы, но память об этих днях оставила зарубки в душах похожих людей. Им не суждено было встреться вновь и они оба знали это. Их время вышло, но иногда время может резать как острая бритва..
Едва различимая фигура Артемьева быстро растаяла в серости каменного острова, наблюдая за ним из окна иллюминатора взмывшего в небо самолета, Громов поймал себя на мысли, что он чувствует себя в этот момент птицей, покидающей место, давшее ему силы и веру в себя, но силы давно покинули его, а вера растратилась и затерялась в сомнениях дум. Он вновь был пуст, как в начале пути, но пустота нынешняя была опасна не только для него, но и для оставшегося мира. Надежды рухнули, вся его жизнь померкла, любовь растаяла и осыпалась пеплом воспоминаний, стремления созидания разбились о скалы мрачных предзнаменований, вся его сущность погасла, как свеча на холодном ветру. Он не был Спасителем, он оказался обычным человеком. Все страхи, тревоги и сомнения сплелись в нем в тугой узел противоречий, осталось лишь занести меч и разрубить его навеки, уйдя во мрак непрожитой эпохи. Он шел к этому с первых дней вновь обретенной жизни и теперь, завершая цикл перерождения, он знал, что его ждет.
130
Черная, липкая темнота расплескалась над Москвой в тот миг, когда он пересек границы обреченного города. Ни одна живая душа не видела и не могла видеть его, он сам так захотел. Никто не ждал его в мире живых, никто не скорбел и не печалился о нем, опустошение повисло в воздухе, заполняя заплесневелым безразличием человеческие сердца. Мир мертвых отторгнул его раньше, противопоставив бесцветные маски отверженых душ его телу, наполненного горячей кровью. Высохший от наказания город видел в нем странника, мечущегося между мирами, неприкаянного и непонятого всеми, уставшего от силы заключенной в нем. Громов вернулся и его возвращение не несло никаких надежд ни живым, ни мертвым, лишь растерянность и печаль встречали его на пороге пораженного инфекцией города.
Ей вдруг почудилось, что она не одна. Встрепенувшись от летаргии, появившейся с его уходом, ее душа воспарила, согреваясь его близким присутствием. Он вернулся — тихий, нескладный и мятущийся, но пронзительно близкий и родной. Единственный к кому она тянулась всю предыдущую бесконечность. Где то далеко она знала его, проживая с ним сны, потерянной половинкой разлучившей их вечности. И когда их тела соединились, закручиваясь вихрем вспывнувшей любви, на краю Вселенной взошла сверхновая звезда, знаменуя приход новой эры. С этой любовью он передал ей частичку себя и бессмертие, ставшее противоядием в мире, наполненном смертью. Ее не страшила вечная жизнь, ей было незачем жить без него. И теперь, когда он был рядом, она снова шла к нему.
Андрей заметил, как обезлюдел город. Сраженные смертельной инфекцией люди, носители вируса внутри своих утеряных тел, зомби исчезли, растворившись в перекрестьях улиц города, сгинув с глаз, город опустел и лишь шаги Громова, нарушали тишину остановившегося времени. Память несла обрывки прошлого, где он шел с надеждой в зачумленный город, ожидающий погибели от огня. Спасение таилось в водах подземного озера, которую он нес собой, наполнив до краев бутыль. Любовь и вера влекли его тогда, заполняя мир добром и надеждой, излечивающей смерть в телах несчастных одним прикосновением бесценной влаги. Он был Спасителем, но в этот раз Бог отвернулся от него, оставив ему лишь бессмертное тело.
Ей было непонятно в какое время суток она попала, тьма наступала слишком быстро, сминая дневной свет, время остановилось и повернуло вспять, темнота побеждала на глазах, затягивая в себя силуэты города. Необъяснимое чувство вело ее вперед, в сгущающихся сумерках, ноги, сорвавшись на бег, несли сквозь лабиринт разномастных улиц, мелькали вывески сгоревших магазинов, запруженные скоплением раскуроченных машин дворы, захламленные переходы, вырваные с корнями от близких взрывов деревья, покосившиеся указатели и знаки, битый кирпич, осколки стекол, пепел пожарищ, везде ее преследовал запах горелой плоти, смешаный с запахом страха. Вокруг все растворилось в едкой тьме, едва заметный облик города ее воображение рисовало по памяти и она продолжала бежать, не разбирая дороги туда, где он, сам того не зная, ждал ее.
Внезапно он осознал, что стал слепцом. Он не помнил когда погасли солнце и звезды, когда цвета неба и земли смешались и город раздавил его своими бетонными внутренностями, бесжалостно нанизав живое тело на шпили металлических остовов зданий, оставшихся в назидание самоувереным чужакам. Отражения изломанных граней, отражавших архитектуру города, потеряли целостность, распадаясь на фрагменты, они исчезали в кромешной темноте и лишь его память, держала его на дороге, ведущей в бесконечность. Он шел вперед, не видя ничего на исхоженной им за тысячелетия дороге, раз за разом продолжая нести свою тяжелую ношу искупления и самопожертвования ради ждущих его, ради той, кто лучом света в непроглядном мраке вел его к эшафоту испытаний. Его время пришло, бремя принятия решения, забвение и слава, любовь и ненависть, жизнь и смерть вели в этот миг борьбу за его бессмертную душу, заключенную в тело Спасителя. Воздев руки к небу, он рыдал, завершая свой путь и когда силы покинули его, он остановился на середине моста, раскинувшегося над могучей рекой. Он чувствовал, как внизу медленно перекатываются воды, ожидая его как когда то, его жизненный круг замкнулся, начавшись у этой черты в момент отчаяния и сомнений