привело к запасанию впрок, еще большей нехватке и, в итоге, к уличным протестам, которые вылились в Февральскую революцию. Революция успешно справилась с задачей отречения императора от престола, но только обострила экономические проблемы. «Ставкаисты» по большому счету лишились доверия (хотя и сохранили некоторые свои предрассудки). Однако возникновение двоевластия Временного правительства и Петросовета сделало практически невозможной выработку последовательной экономической политики, поскольку эти органы власти имели абсолютно разные идеи по поводу политической экономии и мер, необходимых для возрождения процветания страны. В результате ситуация стала не просто плохой, а очень плохой. Накануне 1918 года и позднее, до конца Гражданской войны, белые, красные и военные диктаторы не преуспели в деле создания условий государственной поддержки и личной безопасности, необходимых для становления жизнеспособных экономических институтов. Люди страдали от голода и холода, слабели, начинали болеть и умирали. С каждым месяцем число пациентов в больницах росло, набирали силу эпидемии[494]. Летом 1918 года такие города, как Ярославль, охватила холера. К октябрю масштабная эпидемия гриппа поразила не только жителей городов Золотого кольца, например Рыбинск, но и советских вождей в Кремле[495]. Многие не успевали оправиться от одной болезни, как их поражала новая [Владимирцева 1994: 64]. Города пустели, а деревня пыталась выживать за счет собственных ресурсов. Коллапс имперской экономики глубоко затронул российское общество.

Экономика стала главным аспектом социальной катастрофы во время войны. Это же может быть отнесено и к отрыву от корней миллионов россиян. Миграция населения как таковая необязательно является источником социальной нестабильности. На самом деле миграция часто укрепляет социальные связи между мигрантами, и здоровые социумы внедряют институты, способствующие привлечению новых граждан и отъезду временных или постоянных эмигрантов. Однако в России военного времени эти потоки переселенцев были одновременно и результатом, и причиной насильственного разрыва связей. И снова речь идет о процессах, начавшихся в первый год войны. Миллионы резервистов переместились на фронт, установив непростые отношения с колонизованными общинами, среди которых теперь находились. Вскоре шпиономания и развитие нездоровой формы этнической политики привело к массовым переселениям. Некоторых жителей арестовали и депортировали, другие бежали, когда всякая надежда на безопасность исчезла. Сперва десятки, а затем и сотни тысяч людей, многие из них евреи, двинулись на восток. В 1915 году военное поражение и армейская политика выжженной земли существенно расширили масштабы этих переселений. Миллионы людей разных национальностей оказались на дорогах и железнодорожных путях. Даже здоровое функционирующее государство с самыми лучшими намерениями не могло бы эффективным образом справиться с этими людскими потоками. Людям нужна была пища, крыша над головой, работа, возможность сохранить свои культурные устои и успешно влиться в сообщества, где они оказывались. Несмотря на усилия волонтерских организаций и поразительную добрую волю многих местных сообществ, эти беженцы испытывали страдания. Одновременно с этим города и селения, ставшие их домом, теперь тоже менялись, и не всегда к лучшему. Имперская экономика была подорвана, и доброжелательность местных сообществ по отношению к лишним ртам, которые надо было кормить, испарилась [Gatrell 1999: 179].

Переселение не прекратилось и в 1915 году. В 1916 году мусульмане эмигрировали толпами из русской Центральной Азии, небольшой частью на запад, где мужчин, которым не повезло, нанимали в работники, а гораздо большей частью – через границу в Китай. Дезертирство из армии, ставшее проблемой с самого начала войны, приобрело в 1917 году эпический размах, когда именно в русской армии имел место самый масштабный эпизод массового дезертирства в военной истории [Sanborn 2015]. Дезертиры являлись гораздо более дезорганизующим фактором, чем беженцы из числа гражданского населения. У них было оружие и некоторый военный опыт мародерства в сочетании с ощущением своего привилегированного положения. И в 1917 году они мародерствовали на всем пути до Центральной России, где сохранили и оружие, и свои привычки. Как и в других отношениях, опыт Гражданской войны с 1918 по 1921 год стал кульминацией этих признаков коллапса. Люди бежали от наступающих армий, бежали из голодающих городов. Подгоняемые быстро изменяющимися обстоятельствами, они перемещались с места на место. Железнодорожные станции превратились в человеческие ульи, по крайней мере до тех пор, пока транспортная система не рухнула практически полностью. Наконец в один из знаковых моментов российской истории XX столетия многие бежали через государственную границу, создавая крупные сообщества русских эмигрантов по всему миру – в Стамбуле, Париже, Белграде, Харбине, Нью-Йорке и Буэнос-Айресе. К концу 1920 года имперское государство, имперская экономика и имперское общество были разрушены.

Возрождение империи

Эта книга посвящена описанию первых трех стадий процесса деколонизации, в ходе которой имперское государство пало под напором всевозрастающих проблем, неизменно возникающих на периферии, столичных споров относительно задач и моральных норм империи, насилия и социальной катастрофы. Четвертая стадия – построение постколониального государства и общества – заслуживает отдельного исследования, однако и здесь можно кратко о ней поговорить. Во введении я высказал предположение, что эта четвертая стадия еще и столетие спустя не пришла к завершению, однако подобное утверждение неизбежно является данью научному этикету и субъективно. Ни государство не является полностью дееспособным, ни общество – полностью здоровым. Таким образом, заключение о том, увенчался ли успехом процесс государственного строительства и оздоровления общества, никак не может быть однозначным. С другой стороны, советское государство и советское общество были очевидным образом сформированы на обломках рухнувшей империи и опирались на откровенно антиимперские идеалы. Тогда на базовом уровне можно утверждать, что Советский Союз был постколониальным государством в начале 1923 года, когда была принята Конституция нового Союза и начала реализовываться прогрессивная политика по национальному вопросу, а первые два года новой экономической политики (принятой на X съезде партии в 1921 году) ослабили экономический и социальный кризис времен Гражданской войны. С другой стороны, было бы неточностью заявлять, что большевистское государство функционировало как должно, не говоря уже об эффективности. Экономика оставалась в ужасном положении. Незащищенность и страх по-прежнему оставались характеристиками любых социальных взаимодействий вследствие разгула преступности и «бандитизма» – так большевики именовали смесь антибольшевизма, остатков военной диктатуры, преступности, а также огульного и злонамеренного применения силы местными властями. И все же, если учитывать масштаб катастрофы 1918 года, успех большевиков в построении нового социально-политического режима, управлявшего большей частью бывшей империи к 1923 году, заслуживает объяснения. Как им удалось совершить столь поразительный прорыв?

История начинается с Красной армии. В 1918 год она вошла недоукомплектованной и измотанной. Победы, завоеванные ею в начале года, больше говорили о слабости противостоящих ей войск, чем о ее собственных силах. Как мы видели ранее в данной главе, набор