– Кто это, Фордингбридж? – без особого интереса спрашивает он.

– Этот господин сказал, что его зовут Перегрин Смит, сэр. Он уверил меня, что вы его знаете и захотите принять. – Клерк, стоящий в обычной согбенной позе, вздрагивает, когда хозяин вдруг меняется в лице. – Простите меня, сэр, возможно, мне не следовало вас беспокоить в такой поздний час. Я скажу этому господину, что он пришел в неурочное…

– Нет, скажите ему, чтобы входил. – Стрикленд слишком изумлен, чтобы играться с Фордингбриджем. – Скажите сейчас же и проследите, чтобы нам никто не мешал.

– Да, мистер Стрикленд, сэр.

– Никто и ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?

– Понял, хозяин, да, сэр. Сию минуту, сэр, – говорит клерк, поспешно пятясь вон.

Стрикленд берет себя в руки и ждет, стоя за письменным столом. Когда посетитель входит в кабинет, его лицо уже бесстрастно, как всегда.

– Добрый вечер, Стрикленд. Ваш клерк, похоже, до смерти перепуган. Интересно, что вы с ним делаете, чтобы постоянно держать в таком страхе? – Перри роняет свои шляпу и трость на кожаный диван с таким беззаботным видом, что Стрикленд скрипит зубами.

– Что за безрассудство? – вопрошает он. – Почему вы явились сюда, не предупредив и не изменив внешности, к тому же в рабочее время, когда вас может увидеть каждый? Вы что, сошли с ума?

– Нет, не сошел. Успокойтесь, приятель. Для такой тревоги нет причин. Что за беда, если кто-то меня и увидит? Меня здесь никто не знает, к тому же вокруг полно людей, которые собой интересуются куда больше, чем кем-либо другим. – Он плюхается на диван и показывает на закрытую дверь. – Может быть, этот ваш человечек принесет нам что-нибудь выпить? Я бы не отказался промочить горло.

Стрикленд игнорирует эту просьбу, садится и кладет руки на стол, стараясь успокоить нервы. Он не привык к тому, чтобы с ним говорили подобным образом, но ему хватает проницательности, чтобы сделать вывод, что его подчиненный никогда не позволил бы себе таких вольностей, если бы не находился на необычной для него позиции силы.

– Почему бы вам не перейти к делу и не сказать мне, почему вы так опрометчиво пришли ко мне в кабинет?

– Так нам не принесут выпить? Ну что ж, ладно. Да не смотрите вы таким букой, вам захочется услышать то, что я пришел вам передать. – Для пущего эффекта он делает паузу, явно наслаждаясь тем, что томит Стрикленда в ожидании. – Вы везучий человек, Стрикленд. Все последние годы ходите по острию ножа. Другие бы не выжили, веди они себя так, как вы. Ведь мы живем в трудные времена. Однако теперь, – он ухмыляется, – все ваши проблемы остались позади. Ибо я принес вам то, за чем вы так долго охотились.

– В самом деле? Ну, говорите.

– Вы могли бы выказать хоть какую-то радость.

– Не играйте со мной в игры, Смит. У меня на подобные глупости нет времени.

– Право же, странно это слышать. Я всегда считал вас завзятым игроком. Но как хотите. – Он подается вперед, полный воодушевления. – Вчера вечером я был на выставке картин художника по имени Брэм Кардэйл. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Это тот художник, который какое-то время жил вместе с вами в доме Ричарда Мэнгана. Насколько я помню, у него был короткий роман с Лилит Монтгомери.

– Совершенно верно.

– За несколько месяцев до войны он покинул Лондон, и они больше не общались.

– Ваша информация верна, но она устарела. Я видел Брэма и девицу Монтгомери в галерее, и было очевидно, что они влюблены друг в друга. Настолько влюблены, что не могли этого скрыть, несмотря на то что она помолвлена с Льюисом Харкуртом. Я ожидаю, что в ближайшем будущем мы узнаем о разрыве помолвки.

– И вы думаете, что мы можем использовать этого… Кардэйла, этого художника, чтобы убедить Лилит Монтгомери наконец отдать нам то, что нам нужно? Она любила своего брата, но, как вы помните, наш шантаж не сработал.

– О, мы все это помним, дорогой Стрикленд. Но тогда мы действовали не с того конца. Мы прикончили герцога, чтобы прижать девчонку к ногтю. Я предлагаю, чтобы теперь мы все сделали наоборот.

Стрикленд чувствует, как его охватывает волнение, потому что ему ясно – шпион, похоже, нашел единственный возможный способ сделать так, чтобы Лилит Монтгомери раскрыла Великую Тайну. Она не откроет ее ему, Стрикленду, даже чтобы спасти того, кого она любит. Но при соответствующих обстоятельствах она может выдать ее своему любовнику. Надо только принять меры: чтобы обстоятельства сложились так, как нужно. Стрикленд уже предвкушает, как будет воплощать свой план в жизнь.

Под июньским солнцем розарий в Риджент-парке выглядит особенно красивым. Еще слишком рано, чтобы на кустах было много распустившихся роз, но на них уже немало бутонов, чтобы наполнить теплый воздух благоуханием. Мы с Льюисом сидим рядом, но не касаясь друг друга, на зеленой чугунной скамье среди розовых клумб. По дорожкам бегают по-летнему одетые дети. На голубятне строят гнездо птицы, тихо воркуя и летая взад и вперед, собирая мох.

От Льюиса исходит почти осязаемая печаль. Я отдала ему кольцо, и он вертит его в руках, так что крупный бриллиант-солитер сверкает в лучах солнца. Когда он наконец начинает говорить, голос его звучит тихо и грустно.

– Почему ты решила разбить мне сердце в таком чудесном месте, Лили? Я всегда так любил розарии, а теперь я возненавижу их навсегда.

Я ничего не могу на это сказать. Мимо бежит маленький мальчик, пытаясь догнать улепетывающую белку. Он одет в синий матросский костюмчик, и у него копна непослушных белокурых волос, колыхающаяся в такт бегу. За ним, зовя его по имени, несется девочка в накрахмаленном белом фартучке и ярко-желтом платьице.

Может быть, Льюис думает о тех детях, которых у нас с ним никогда не будет.

– Я не могу продолжать приготовления к свадьбе, Льюис. Ты мне слишком дорог, чтобы я вышла за тебя замуж, когда… Это было бы нечестно.

– Мы могли бы быть счастливы, ведь я ужасно тебя люблю, да ты и сама это знаешь, верно? И мы так хорошо понимаем друг друга, ты и я. Мы с тобой выросли вместе. Наши семьи близки. Мы вращаемся в одних и тех же кругах. И, черт возьми, Лилит, мы же оба волшебники.

– Льюис…

– Я должен тебе это сказать. Похоже, ты не хочешь смотреть правде в глаза. А правда состоит в том, что ты Верховная Ведьма Клана Лазаря, Лилит Монтгомери. – Он колеблется, прежде чем продолжить, стараясь держать себя в руках и не давать воли обиде и гневу, чтобы не наговорить мне резкостей. – Я понимаю, что это значит. И могу тебя поддержать. – Я ничего не говорю, и он продолжает: – Он хотя бы знает? Ты ему сказала?

Я колеблюсь, потом киваю.

– О господи, Лилит! И как много ты ему выдала?