казни каждая частица останков мученика продолжала возглашать «Я есть Бог истинный!» (ана-л-хакк). Даже когда останки его сожгли и прах развеяли над водами Тигра, голос Халладжа продолжал звучать, предрекая Багдаду затопление, если прах не соберут во власяницу. «Когда слуга [Халладжа] увидел, что происходит, он принес хирку шейха на берег Тигра, чтобы воды успокоились и прах умолк. После того его прах собрали и предали земле. И никто из людей Пути (тарикат) не одерживал подобной победы».

‘Аттар явился ключевой фигурой в процессе становления канона житийной литературы. Его сочинение способствовало превращению поминания (зикр) из литературы функциональной направленности, обучающего чтения, предназначенного для узкого круга послушников, вступивших на Путь познания Бога, в литературу высокохудожественную и духовно полезную для любого читателя. Мастерство ‘Аттара-повествователя проявилось не только в подборе рассказов о том или ином герое жития, но и в искусстве их соединения в связную историю жизни и подвигов святого.

Заключение

В период конца IX – начала XIII века персидская литература прошла путь становления и сформировалась как целостная и самостоятельная система, в которой исходная арабская поэтическая традиция претерпела кардинальные изменения. На первой стадии (IX–X вв.) в результате своеобразного «возврата к древности» был преодолен разрыв иранской словесности с собственным историческим прошлым, в результате чего оказалось возможным «вживить» в новую, мусульманскую религиозную и культурную парадигму местную модель мира с ее устойчивыми ценностными координатами. Этот процесс был в значительной мере облегчен и подготовлен арабо-иранским культурным синтезом, характерным для эпохи расцвета Арабского халифата, и в первую очередь литературной деятельностью представителей движения шу‘бийа, которые привнесли иранские традиции в поэтическое и прозаическое творчество на арабском языке.

Тематическая и жанровая трансформация заимствованных форм арабской поэзии была подчинена определенным закономерностям и происходила в соответствии с местными эстетическими предпочтениями. Тематические изменения в иранской касыде были связаны с ее укоренением в придворной церемониальной сфере, где эта форма поэзии отчасти заняла место, которое прежде, в доисламский период, отводилось хвалебным и календарным песенным циклам суруд-и хусравани. Тема наступления определенного сезона и сопутствующих этому событию торжеств, ставшая одной из ведущих в зачинах персидских касыд, отражала ту роль, которую в укладе придворной жизни продолжали играть древние календарные праздники и связанные с ними обычаи и ритуалы. Именно сезонная поэзия, в наибольшей степени насыщенная «старыми» топосами, являла собой пример «культурного переживания», в котором местная словесность восстанавливала преемственность по отношению к моделям мышления, ценностными категориями и эстетическим представлениям домусульманского Ирана. В новой, сложившейся под влиянием арабского стиха форме обрела письменную фиксацию местная героико-эпическая традиция. В дальнейшем на этом фундаменте происходит формирование жанров романической и философско-дидактической поэмы, также не представленных в материнской арабской традиции.

Во всех видах поэзии, как заимствованных (касыда, кыт‘а), так и заново возникших (поэма-маснави, строфика, газель, руба‘и) сложились стандартные формо-различительные признаки и единообразные способы маркировки структурно значимых элементов, т. е. выявился вектор их развития в направлении твердых форм. Особенно показателен в этом отношении пример эволюции газели, которая из системы содержательных категорий поэзии постепенно перемещалась в область стихотворных форм.

В результате произошедших изменений в персидской поэзии возобладало мышление замкнутыми формами и ограниченными объемами. В крупных поэмах данная тенденция проявилась в способах оформления начала, отдельных глав и концовки произведения с применением разных типов композиционной симметрии. Блок глав интродукции предусматривал ряд обязательных тематических элементов, вводящих текст в мусульманскую картину мира. Кроме того, интродукция обязательно включала обращение к адресату поэмы и объяснение причин ее написания. Четкими тематическими параметрами обладали и завершающие главы поэмы (хатима), включавшие, как правило, мотивы благодарности Богу по завершении труда и здравицу в честь адресата (ду‘а-йи табид).

В XI–XII вв. на развитие литературной системы в целом сильнейшее воздействие оказало словесное творчество представителей религиозных течений эзотерического толка, которые на основе существующего поэтического канона создали особый тип художественных текстов, выработали специфические способы их восприятия и толкования. Это влияние сказалось не только в увеличении доли дидактических сочинений в общем потоке литературной продукции, но и в появлении большого количества аллегорических толкований уже известных литературных сюжетов. Сама религиозно-мистическая литература в этот период проходит путь от сугубой функциональности (проповедь, житие, ритуальные формы лирики) до блестящих образцов художественности.

Литературная система в целом к концу домонгольской эпохи прошла полный цикл развития и дала классические образцы во всех жанрах поэзии и прозы. К этому времени территория бытования фарси как языка изящной словесности становится центром региональной литературной общности, а литература на этом языке – ориентиром для более молодых традиций, формирующихся на ее периферии, прежде всего для тюркоязычных литератур. Таким образом, литературное лидерство в регионе от арабов переходит к иранцам. Именно персидской классической литературе принадлежит приоритет в создании множества эталонных текстов, которые на протяжении длительного периода будут восприниматься как образцы для подражания в литературах огромного ареала распространения ислама.

Библиография

Абдуллаев, И. Поэзия на арабском языке в Средней Азии и Хорасане X – нач. XI в. – Ташкент, 1984.

Абдуллаева, Ф. И. Жизнь поэта при дворе. Фаррухи Систанский и его «Ода о тавре» (XI в.). Учеб. пособие. – СПб. ун-т, 2000.

Абдуллаева, Ф. И. Средневековая персидская поэзия: тексты, переводы, комментарии. – СПб. ун-т, 2001.

Акимушкина, Е. О. Мотивы «заточения» и «неволи» (хабсиййат) в структуре касыд Мас‘уда Са‘да Салмана (1046–1121). Ч. 1–2 // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 13: Востоковедение, 2003, № 1, 3.

Акимушкина, Е. О. К проблеме генезиса тюремных мотивов (хаб сиййат) в персоязычной поэзии XI в. // Начало: сб. статей. Вып. 6. – М.: ИМЛИ РАН, 2003.

Акимушкина, Е. О. Жанр хабсиййат в персоязычной поэзии XI–XIV веков: генезис и эволюция. – М.: Наталис, 2006.

Бахар М. Т. Сабкшенаси йа тарих-е татаввор-е наср-е фарси (на перс. яз). Тегеран, 1942.

Бертельс, А.Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX–XV вв. (Слово, изображение). – М.: «Восточная литература» РАН, 1997.

Бертельс, Е. Э. Избранные труды. История персидско-таджикской литературы. – М.: Наука, ГРВЛ, 1960.

Бертельс, Е. Э. Избранные труды. Низами и Фузули. – М.: Нау ка, ГРВЛ, 1962.

Бертельс, Е. Э. Избранные труды. Навои и Джами. – М.: Наука, ГРВЛ, 1965.

Бертельс, Е. Э. Избранные труды. Суфизм и суфийская литература. – М.: Наука, ГРВЛ, 1965.

Бертельс, Е. Э. Избранные труды. История литературы и культуры Ирана. – М.: Наука, ГРВЛ, 1988.

Болдырев, А. Н. Отражение древних культурных традиций в классической литературе Ирана // История Иранского государства и куль туры (к 2500-летию Иранского государства). – М.: Наука, ГРВЛ, 1971.

Болдырев, А. Н. Персидская литература с VIII по начало XIX в. // Краткая история литератур Ирана, Афганистана и