Такой портрет генерала Деникина, ушедшего в 1-й Кубанский («Ледяной») поход, нарисовала его дочь.

Тяжело прощался Деникин с молодой женой. Она поселилась под своей девичьей фамилией у некоей госпожи Яблоковой на улице Дмитриевской. Ксения Васильевна сохранила в секрете свое бракосочетание. Хоть какая-то, но страховка от большевистских репрессий. Но… у ее квартирной хозяйки жил племянник. Деникин его мельком видел, это был красивый молодой человек… Старясь изгнать из своего сердца ревность, генерал повторял, разделяя мнение Алексеева:

— Если в этот трагический час нашей истории не найдется хотя бы несколько человек, готовых противостоять большевистскому безумию и преступлениям, готовых пролить кровь за погибающую Россию, то наш народ не народ, а… дерьмо!

Попрощался перед походом со своей женой, дочерью, сыном и Лавр Георгиевич. Он оставлял семью без денег, под защитой едва знакомых ему людей.

— Что-то мне говорит, — произнес он пророчески едва слышно, — что это до свидания на самом деле прощай!

«Мы уходим в степи. Можем вернуться, если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы…» — такую записку написал генерал Алексеев знакомым.

«…Мы уходили.

Покружив по вымершему городу, мы остановились на сборном пункте — в казармах Ростовского полка (генерала Боровского) в ожидании подхода войск…

Долго ждем сбора частей. Разговор не клеится. Каждый занят своими мыслями, не хочется думать и говорить о завтрашнем дне. И как-то странно даже слышать доносящиеся иногда обрывки фраз — таких обыденных, таких далеких от пережитых минут…» — пишет постфактум генерал Деникин.

Данные фрагменты прочно поселились в историографии русского зарубежья.

Что характерно, Михаил Васильевич Алексеев писал накануне выступления Добровольческой армии в «Ледяной» поход, а Антон Иванович Деникин — в 1922 году. Однако у обоих чувствуется внутренняя напряженность, тревожное ожидание неизвестности. Но если Деникин знал печальные итоги белой борьбы, то Алексеев мог их только прогнозировать…

Нам не дано знать, делал ли генерал Алексеев какие-либо прогнозы о предприятии Добровольческой армии, но нам известен его интеллект, аналитический ум. И кто знает, что он вкладывал в свою фразу: «…можем вернуться, если будет милость Божия…»

По крайней мере, не чувство страха. Это не для старого воина… А может быть, чувство обреченности?

Вечером, когда уже стемнело, в вестибюле особняка Парамонова собралось все командование Добровольческой армии. Пешком по неосвещенным улицам генералы и чины штаба добирались до казарм в Лазаретном городке, где бьи установлен пункт сбора. Отсюда путь лежал в ночную степь.

Корнилов стал еще больше походить на монгола — длинная шинель с каракулевым воротником, папаха, натянутая до самых глаз. Никогда он не предполагал, что в зените славы, в 48 лет станет командующим армией, меньшей по численности, чем… развернутый полк армии царской России…

Выведя отряд из города, Корнилов гнал его без остановок вперед. Уже ранним утром достигли Аксайской станицы в 20 верстах от Ростова и здесь по подтаявшему льду переправились через Дон. Около полудня 10 (23) февраля добровольцы вступили в станицу Ольгинскую и только здесь остановились на отдых.

Так начался «Ледяной» поход, о котором позднее, в 1932 году, один английский писатель, бывший военный корреспондент Джон Эрнст Хогсон, скажет:

«Будущие поколения, вне всякого сомнения, оценят начало Добровольческой армии как один из наиболее высоких военных подвигов»…

Настроение у всех было подавленное, ибо происходящее слишком напоминало поспешное бегство. То, что это было именно бегство, подтверждается многими деталями: несмотря на явную опасность переправы через Дон в темноте, Корнилов увел армию ночью, тайно; приказ об оставлении Ростова был неожиданным не только для рядовых добровольцев, но и для многих генералов. Деникин начал поход в штатском платье и легких ботинках, не успев достать сапоги; в городе остались большие запасы одежды и продовольствия, уже по дороге на Аксай пришлось бросить бронеавтомобили, так как выяснилось, что забыли захватить бензин.

Но самое важное заключается в том, что с Добровольческой армией уходили те, у кого не было другого выхода, кто не мог оставаться, не опасаясь мести победителей. Утром последнего дня пребывания в Ростове командир студенческого батальона, состоявшего в основном из местных уроженцев, генерал Боровский объявил, что желающие могут вернуться домой. Ушли многие, но к вечеру большинство вернулось, объясняя это следующим: «Все соседи знают, что мы были в армии, товарищи или прислуга выдадут».

После реорганизации в станице Ольгинская армия стала иметь: около 4000 тысяч личного состава, 4 батареи по 2 трехдюймовых орудия в каждом, 6 снарядов и 200 патронов на винтовку. В составе армии было 3 полных генерала, 8 генерал-лейтенантов, 25 генерал-майоров, 190 полковников, 52 подполковника, 15 капитанов, 251 штабс-капитан, 392 поручика, 535 подпоручиков, 668 прапорщиков. Нижних чинов — 1067, из них: кадетов и юнкеров — 437, 630 штатских добровольцев, 1548 медсестер и врачей, 118 гражданских беженцев (более подробно см. Приложение 12).

Не будет преувеличением сказать, что военная история не знает армий, подобных Добровольческой, ушедшей в 1-й Кубанский («Ледяной») поход. 2139 начальников на 1067 подчиненных! По классическим канонам военного искусства, такая армия не могла быть боеспособной. Земля считается завоеванной, когда на нее вступила нога солдата. Офицер управляет боем, но ведут его солдаты. Кто же должен был управлять боем, а кто его вести в Добровольческой армии времен легендарного «Ледяного» похода?

Все было поставлено с ног на голову: в боевых цепях белых волонтеров в штыковую атаку шли седоусый полковник и юный прапорщик. Командовал — генерал, да и то не каждый из 36, внесенных в штатное расписание армии. И такая армия стала отличной боевой единицей. Здесь налицо военно-исторический феномен. Нужны взвешенные оценки, серьезное осмысление. Но, к сожалению, в отечественной военно-исторической литературе пока что нет обобщающих трудов о 1-м Кубанском («Ледяном») походе.

Правда, одну вескую причину, почему Добровольческая армия стала отличной боевой единицей, несмотря на уникальную специфику ее личного состава, хорошо подметил Антон Иванович:

«Молодость, порыв, вера в будущее и вот эта крепкая здоровая связь с вождем (генерал Корнилов. — Г. И.) проведут через все испытания».

Полковник Кутепов Александр Павлович. В походе командовал сборным отрядом: юнкера, солдаты, чиновники, кадеты, горстка интеллигентов. По воспоминаниям Марины Деникиной-Грей, А. П. Кутепов:

«Бывший командир Преображенского полка[83], история которого восходит к Петру Великому. Смуглый, с квадратной бородой. Коренастый. Изящно-щеголеватый. Холостой…»