К тому же лейтенант Турлоу был большой любитель поговорить. Сразу после экспедиции бомбардир собирался переводиться на Землю, в аспирантуру.

– И вот там-то от решения уже не отвертишься, Мэтт. Остаться ли мне на службе и заниматься в свободное время физикой или уйти в отставку и заняться исследовательской работой?

– Смотря чего вам больше хочется.

– Банально, но, в общем-то, верно. Хочется стать ученым, конечно, но когда несколько лет отдал патрулю, он становится тебе заместо отца и матери. Не знаю, не знаю… Эта каменюга явно к нам подкрадывается, ее уже в иллюминатор видно.

– Правда?

Мэтт наклонился вперед и тоже увидел небольших размеров обломок, за которым Турлоу наблюдал на экране радиолокатора. Он был неправильной формы, просто мешанина из ярко освещенных на солнце мест и глубоких черных теней.

– Мистер Турлоу, – воскликнул Мэтт, – посмотрите там, в середине. Похоже, какая-то слоистая структура.

– Возможно. Раньше уже находили обломки, состоящие из типичных осадочных пород. Собственно говоря, это и было первым доказательством, что астероиды – части бывшей когда-то планеты.

– Вот как? А мне казалось, что первым доказательством были расчеты Гудмана.

– Нет. Гудман смог проверить свои выкладки только после того, как на станции «Терра» был построен большой баллистический компьютер.

– Я знаю, просто я думал, что это было раньше.

Теория, утверждающая, что астероиды когда-то представляли собой планету, находившуюся между Марсом и Юпитером, долгое время не признавалась, потому что орбиты астероидов, казалось, не имели между собой никакой связи. Но если планета раскололась на части, их орбиты должны были пересекаться в точке взрыва. Профессор Гудман, пользуясь гигантским, работающим в невесомости компьютером, доказал, что отсутствие корелляции орбит астероидов объясняется возмущениями от многовекового воздействия других планет.

По его расчетам, взрыв безымянной планеты произошел почти полмиллиарда лет назад, и основная масса осколков ушла за пределы Солнечной системы. Оставшиеся осколки – теперешние астероиды – составляют не более одного процента от ее массы.

Лейтенант Турлоу замерил угловую ширину обломка, измерил расстояние радаром и записал получившиеся в результате размеры. Обломок оказался не настолько велик, чтобы тратить время и силы на расчеты его орбиты, он был просто упомянут в результатах наблюдений. Более мелкие объекты всего лишь перечислялись без подробностей, а столкновения с мельчайшими частицами регистрировались электронным счетчиком, который был связан с обшивкой.

– Знаешь, Мэтт, что больше всего меня волнует в связи с моим увольнением? – продолжал Турлоу. – Ты когда-нибудь обращал внимание, чем отличается офицер патруля от всех прочих?

– Ну конечно!

– Так чем?

– Чем отличается? Ну, во-первых, мы космонавты, а они нет. Я думаю, все дело в том, насколько велик твой мир.

– Верно, да не совсем. Не следует увлекаться размерами. Сто миллионов квадратных миль пустоты – это просто пустота. Нет, Мэтт, разница много глубже. Мы обеспечили человечеству сто лет мира, и сейчас нет ни одного человека, который помнил бы войну. Мир и благополучие люди стали воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Но это не так. За спиной человека миллионы лет опасностей, голода, смерти; для истории сто лет мира – всего мгновение. И похоже, только патруль осознает это.

– Вы бы отменили патруль?

– О, боже, нет, конечно, Мэтт! Но мне очень хочется, чтобы люди поняли, какая тонкая грань отделяет их от джунглей. И вот еще что… – Турлоу смущенно улыбнулся. – Хотелось бы, чтобы они хоть немного понимали, кто мы такие. Многие считают нас просто наемниками, работающими за деньги налогоплательщиков.

Мэтт кивнул:

– Они считают нас чем-то вроде транспортной полиции. В моем городе живет один тип, который торгует подержанными вертолетами. Так он меня как-то спросил, почему это люди из патруля, когда уходят в отставку, получают пенсию. Он сказал, что не смог бы так вот просто сидеть и в свои тридцать пять лет ни хрена не делать и не понимает, чего это ради он должен тратить деньги на таких людей. – На лице Мэтта появилось недоуменное выражение. – И в то же самое время он вроде как восхищается патрулем, хочет даже, чтобы его сын стал кадетом. Не понимаю я этого.

– То-то и оно. Мы для них просто дорогая, но бесполезная игрушка, их собственность. Они не понимают, что мы не продаемся. Охранник, которого можно купить, ничуть не лучше жены, которую купили за деньги.

На следующей неделе Мэтт выкроил время, чтобы заглянуть в корабельную библиотеку, ему хотелось подробнее узнать о взорвавшейся планете. Сведений было не так уж много: сухие статистические данные о размерах астероидов, осколков и космических частиц, данные по их распределению и орбитам, вычисления Гудмана. И ни слова о том, как это произошло, никаких описаний, только научные теории.

Во время следующего своего вылета он завел об этом разговор с Турлоу.

– А что ты собирался найти? – пожал плечами Турлоу.

– Не знаю, во всяком случае, больше, чем я нашел.

– Наша временнáя шкала, в которой мы живем, не позволяет нам узнать слишком многого. Предположим, ты возьмешь одну из учебных кассет, из тех, с которыми ты работаешь, скажем вот эту. – Офицер поднял на ладони кассету, озаглавленную «Социальные структуры аборигенов Марса». – Возьмешь эту кассету и исследуешь пару кадров из середины пленки. Скажи, ты сумеешь реконструировать многие тысячи кадров, предшествующие этим двум, чисто с помощью логики?

– Нет, конечно.

– В этом-то все и дело. Если человечеству удастся уцелеть в ближайшие несколько миллионов лет, вот тогда, может быть, мы начнем кое-что понимать. А пока мы даже не знаем, о чем спрашивать.

Мэтту такое объяснение не понравилось, но возразить ему было нечего.

– Может быть, – продолжал Турлоу, нахмурившись, – мы просто не созданы для того, чтобы задавать правильные вопросы. Ты ведь знаком с марсианской идеей «двойного мира»…

– Конечно, но ничего не понял.

– А кто понял? Давай отбросим обычное предположение, что марсианин, когда утверждает, что мы живем только на «одной стороне», тогда как он живет на «обеих», имеет в виду религиозные символы. Будем основываться на том, что он исходит из совершенно реальных понятий, таких как масло и яйца, и что он действительно живет в двух мирах одновременно и тот мир, в котором живем мы, он считает чересчур мелким и не заслуживающим внимания. Если с этим согласиться, тогда это многое объясняет, например нежелание марсианина тратить время на разговоры или попытки объяснения некоторых вещей. Он совсем не высокомерен, просто рассуждает разумно – со своей точки зрения. Ты бы стал зря тратить время, объясняя радугу дождевому червю?

– Это совсем не одно и то же.