Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только они остались одни, отец обратился к Егору и Жене.
– Есть хорошие новости из караванов?
Женя вытащила из планшета письмо священника Никона из Вороньей Горы и передала отцу. Следом ответил Егор.
– Кочевники начали заходить в Междуречье. По их рассказам магометане вытеснили их с привычного выпаса из южных степей. Охотники в общинах жалуются, что этой весной стало гораздо меньше добычи. Зверей нет, ловчие места оставлены, приходится уходить глубже в лес, некоторые по незнанию или нарочно с голодухи у кочевников оленей стреляют. Волокиты с этим только прибавилось.
– Растения и звери странно себя ведут, – продолжила Женя. – Многие ещё не очнулись от спячки. Ночью опять примораживает. В тех местах, где горел новогептил, всходят рыжие ядовитые травы. Иные звери и птицы мрут, другие в опасные стаи сбиваются. В этом году весенние бури намного сильнее и болезней в общинах прибавилось. И всё это только малая часть. Никто не спохватится: не сезон, не урожай, время дурное, но, если это знамения от Господа, то Времена близятся и Мор скоро.
Отец вернулся к разостланной на столе карте, убрал с неё лишнее и осмотрел области на востоке.
– Так сколько отнимет дорога, если послать конвой к городам?
– Моя карта будет вернее, – Женя поспешила к одному из шкафов, открыла дверцу и вынула длинный рулон пожелтевшей бумаги. Поверх отцовской карты она расстелила свою, составленную по рассказам паломников, оседлых переселенцев и монастырских торговцев. Старых карт в библиотеке хватало, но мало кто мог точно знать, что случилось за семьдесят Зим в глухих пустошах.
Карта Жени была полна пробелов, зато показывала сегодняшний Край, как он есть. Лучше всего она зарисовала восточную часть Междуречья, от Кривды до Пояса. В Поднебесье символами круторогой бычьей головы и стрелы с топором отмечались Таврита и Чудь. Знак рыбицы означал Китеж, колос и серп – Аруч, домик с треугольной крышей – Дом, шахтёрская лебёдка – Крода. Далеко на юге лежала степь, из которой приходили кочевники. Но ни христиане, ни ясаки сами никогда на юг не углублялись. В южных степях жили те, кто почитали Единого Бога, у которого девяносто девять имён.
Север зарос дикими лесами. Лишь несколько настороженных к чужакам и недружелюбных общин отыскалось в них за последние годы. Невегласе жили особняком и привыкли полагаться лишь на себя. В таких деревнях христиане старались проповедовать в первую очередь. Без монастырской помощи северные общины могли быстро погибнуть, так и не узнав, что после Обледенения выжило много других людей. Сколько деревень Невегласе вымерзло до первых приездов монастырских торговцев и проповедников – одному Богу известно.
Карта Женя была сплошь покрыта отметками звериных голов, лучистых звёзд, перечёркнутых или пустых квадратов, столбиков с глазами, капелек воды и острых, как клыки, треугольников. Знаками звериных голов отмечались места, где жители когда-либо видели Лесных Духов – огромных животных, рядом с которыми лес разрастался ещё гуще прежнего, либо же начисто вымирал.
Звёздами Женя отмечала различные чудеса, о которых рассказывали ей в караванах местные жители: подслушанные клады, заветные рощи, целебные родники и прочие сказочные наваждения. Возле каждой звезды стояла циферка, описание к ней Женя заносила в дневник. На страницах её дневника хранились истории о полуптице с женской головой, очаровывавшей путников сонливыми песнями и затем губившей их неожиданной смертью, истории о болотных приведениях и о хозяевах леса, представавших перед людьми то в медвежьих обличиях, то маленькими старичками до пояса. Ещё рассказы о змеиных царях и царицах, дарующих мудрым богатство, и о вечном тепле, что не выстывает даже в самые лютые Зимы, и о чащобах, где еда растёт на деревьях, и о многом-многом другом – невозможном, но таком желанном во времена после Обледенения.
Нельзя в это верить, но знать, во что верят другие – необходимо. К тому же, за сказками порой скрывалась и быль.
С особенной нелюбовью Женя смотрела на столбы с маленькими глазами – языческие капища, найденные пилигримами храма. Многие идолища на капищах – совсем новые и поставленные на христианской земле всего год или два назад. Язычники переправлялись через Кривду не только за металлом рухнувших кораблей, но и навязывали свою многобожную веру общинникам, которых до этого проповедовали священники храма. «Змея не ползёт в дела Волка, а Волк не укусит Змею», – так порой говорили, но по правде Берегиня лукавством и подкупами давно мешала делам христиан и миролюбивые до этого общины ни с того ни с сего порой поднимали оружие на монастырские караваны.
Тогда и Волк огрызался. Как только Волкодавы Василия отправлялись в долгие рейды, до Жени долетали слухи о пожарах и странных нападениях в Поднебесье. Наученные отцом Волкодавы умело выставляли нападения под Навь и уходили на свой берег Кривды никем незамеченные.
Разворачивалась и борьба денег, золотых монет с серебром Берегини. Колдуны Кроды обменивали монастырские алтыны с хорошей выгодой для себя. Деньги спасли живущих на отравленной и бесплодной земле окудников, где из всех сокровищ был только уголь.
Большой войны между язычниками Поднебесья и христианами до сих пор не случилось лишь потому, что Берегиня ещё не совсем подчинила себе западные города, а Монастырь слишком заботился об окрестных общинах и долго накапливал силы.
Меньше всего на карте стояло отметок с квадратами. Три из них перечёркнуты – это бункеры, построенные во времена Тёплого Лета. Лишь в одном из обнаруженных убежищ ещё кто-то жил. Женя бывала в нём вместе с Егором и видела, до какой грязи может скатиться запертый в бункере человек. Одиночество замыкает, приучает в первую очередь думать о